Коммунистический "тренд" последних двух лет - называть Колчака "военным преступником". Именно эта обзывалка была написана необольшевиками на стене дома, в котором жил будущий лидер Белого Движения и на котором теперь появилась мемориальная доска. Но позвольте: на каких таких основаниях? Я понимаю, когда говорят "нацистские военные преступники" - тут был судебный процесс, было тщательное разбирательство и обвинительный приговор. Нацисты были осуждены за агрессию против суверенных государств в борьбе за пресловутое "жизненное пространство" и за массовый террор в отношении мирного населения. Кто и когда судил Колчака? Да, после того, как "союзники" по Антанте, используя своё безраздельное господство на Транссибирской магистрали, подло сдали адмирала большевикам на расправу, Колчак был заключён под стражу. Началось следствие, производились допросы. На этих допросах Колчак старался быть предельно откровенным. Он не обольщался относительно своей будущей судьбы: рассчитывать на милосердие или хотя бы справедливость большевиков ему не приходилось. Колчаку было нужно, чтобы правда о нём, о целях его неравной борьбы осталась потомкам. Давая показания следственной комиссии - он по сути заставлял большевиков предать огласке его созданные таким своеобразным способом мемуары. Но: суда над Колчаком так и не было наряжено. Он был расстрелян без суда, в порядке "революционной целесообразности" и во исполнения приказа из Кремля: живым Колчака в руки белым не отдавать.
Колчак перед расстрелом
А и в самом деле: кому и за что было судить Колчака? Большевики ни минуты не являлись законной властью в уничтожаемой ими стране. Они пришли к власти в результате вооружённого переворота, организованного в значительной степени на деньги внешнего врага, с которым Россия вела войну. Придя к власти, они немедленно заключили с этим врагом самый предательский и самый невыгодный сепаратный мир, какой только знала история России. Народ их власти не санкционировал - чему недвусмысленным подтверждением стали выборы в Учредительное Собрание . Да, Колчак боролся против власти большевиков. Боролся с оружием в руках. Но он и обязан был это делать по долгу своей присяги. Обязан был вооружённой рукой противодействовать узурпаторам власти, особенно же - в силу их связей с внешними врагами России и подписанных ими предательских соглашений. В условиях конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века такое непонимание ещё было бы извинительно (в силу инерции советского воспитания). Но сегодня, когда на наших глазах в соседней некогда братской республике произошёл точно такой же организованный из-за рубежа переворот, приведший к многочисленным жертвам среди мирного населения (и конца-края этим жертвам не видно), позиция Колчака становится предельно понятной. В ситуации Колчака всё было ещё хуже, чем в Украине 2014 - 2016 годов: Украина в 2014-м ни с кем не воевала, Россия же на момент большевистского переворота воевала против Германии и Австро-Венгрии, от которых большевики получали субсидии и которым они отдали за здорово живёшь большую часть европейской территории страны, отбросив Россию на западе к границам времён Ивана Грозного.
Большевистская делегация прибывает для заключения Брестского мира
Разумеется, у необольшевиков заготовлены запасные варианты обвинений. И они их по мере необходимости озвучивают. Если само по себе участие Колчака в Гражданской войне поставить ему в вину не удаётся (Александр Васильевич всего лишь исполнял свой воинский долг), поднимается "плач Ярославны" об "ужасах белого террора". На данное обвинение исчерпывающе ответил доктор исторических наук Владимир Хандорин. Добавить к прекрасной статье Владимира Геннадьевича можно, разве что, ещё два соображения. Во-первых, масштабы террора красного и террора белого несопоставимы. Красные ставили перед собой задачу тотального истребления целых социальных групп, они ухитрились за первые три года своего правления перебить полтора миллиона своих соотечественников - и это по самым оптимистическим оценкам. На этом фоне белого террора, можно сказать, и не было. Во всяком случае, он неизменно носил адресный характер, обрушиваясь на головы конкретных преступников за конкретные, лично ими совершённые преступления. Во-вторых, не будем забывать, какая из сторон в русской Гражданской войне первой прибегла к террору. А этой стороной однозначно являются большевики. Это большевики и руководимые ими солдатские комитеты организовывали летом - осенью 1917 года массовые расправы над офицерами и их семьями, не щадя даже детей. Почему расправлялись? Да потому что офицеры звали к исполнению воинского долга, к продолжению войны до победного конца , большевикам же солдаты были нужны совершенно в другом месте - не на фронте, а в тылу, и для совершенно конкретных целей - организации переворота. Как должны были реагировать белые, узнав, что убийцы их родных и их фронтовых товарищей захватили власть и теперь бесконтрольно распоряжаются Россией? Стихия мести, захлестнувшая низовое офицерство, вполне понятна, и добавим ещё, что, как справедливо указывает тот же В. Хандорин, эксцессы, связанные с необоснованными репрессиями как раз Колчаком беспощадно пресекались, а виновных офицеров карали по всей строгости военного времени.
Тела жертв красного террора со следами пыток
Трупы убитых большевиками людей, сваленные в телегу
И это ещё не учитывая самого главного момента - вопроса о национальной безопасности России, о том, кто её защищал в роковые годы Гражданской войны, кто отстаивал территориальную целостность России вопреки всем препятствиям, а кто - разрушал Россию изнутри. И что-то подсказывает мне, что защитниками Отечества в 1918 - 1922 годах были отнюдь не красные. А ещё я религиозного вопроса не коснулся - красные в массовом порядке подвергали осквернению православные святыни, грабили храмы, массово (и самым зверским способом) истребляли духовенство. Белые же вступились за поруганные национально-религиозные святыни. На этом вопрос о красном и белом терроре, я полагаю, можно закрыть, констатировав самоочевидную разницу между бандитским беспределом и карающей рукой правосудия, вынужденной действовать в исключительно тяжёлых условиях.
Да, и ещё. Автор ЖЗЛовской биографии Колчака П. Зырянов указывает, что если красные опирались на крупные промышленные центры, где имели в достаточном количестве потенциальных призывников в Красную Армию , то Белое Движение оказалось локализовано в преимущественно аграрных районах. Крестьянское население всегда было куда менее дисциплинированным, нежели городское, сельхозработы тянули людей к земле (и делали начавшуюся Гражданскую войну категорически для них невыгодной). Колчаку в Сибири "повезло" особенно сильно: мало того, что призывников приходилось набирать по деревням, так ещё данная проблема оказывалась помноженной на громадные пространства Сибири и крайне низкую плотность населения. В результате крестьяне, понимавшие, что мобилизации в колчаковскую армию избежать не удастся, убегали в лес к красным партизанам. И разрушали тылы Белой Армии, оттягивая необходимые войска с фронта. Колчаку пришлось иметь дело с массовым краснопартизанским движением у себя в тылу, пользовавшимся массовой же поддержкой населения - ведь в партизанах воевали ближайшие родственники сельских обывателей. В таких условиях поневоле приходилось выбирать между полным развалом тыла и принципом коллективной ответственности .
Подобные сцены были не редкостью на территориях, занятых войсками Колчака.
И не всегда сам Колчак был в курсе того, что творили от его имени его подчинённые -
белоказачьи атаманы вовсю своевольничали. Но и крестьяне отнюдь не выглядели
"невинными овечками".
Получается таким образом, что в терроре Колчака обвиняют те, кто
а) развязал террор первым;
б) проводил этот террор в многократно больших масштабах;
в) прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что действия Колчака были прямой реакцией на преступления их единомышленников и преследовали цель остановить эти преступления.
Таким образом, "военный преступник" исчезает, уступая место человеку, действующему в пределах необходимой обороны.
У колчакофобов, правда, на всякий пожарный случай припасён ещё один "аргумент" - "агент Антанты", дескать, "марионетка Запада" и "английский шпион". Опровергать подобные обвинения бессмысленно, поскольку все аргументы давно высказаны, и их блестяще игнорируют. Игнорируют, очевидно, исключительно ради того, чтобы оправдать бессудное убийство выдающегося полярного исследователя и талантливого флотоводца. Но ради людей, которые ещё не определились со своим отношением к Колчаку, которые пока со стороны наблюдают за развернувшейся общественной дискуссией, кое-какие доводы стоит изложить. Во-первых, не большевикам, подарившим половину европейской России иностранному агрессору, обвинять кого бы то ни было в предательстве. Во-вторых, Англия и Франция, на союзническую помощь которых рассчитывал Колчак, являлись союзниками России по Первой Мировой войне. Соответственно, белые не являлись ставленниками Антанты, а напротив - рассчитывали, что Антанта во имя общей победы над австро-германским блоком поможет им освободить Россию от диктатуры большевиков, коих они полагали немецкими ставленниками. В-третьих, большинство складов Русской Императорской Армии с обмундированием и военным снаряжением оказалось захвачено большевиками. Большая часть промышленно развитых районов также контролировалась ими. Соответственно, белые армии могли существовать и воевать исключительно опираясь на поставки со стороны Антанты - что, собственно, и породило разговоры о них, как о "ставленниках" и "агентах". Полагаю, данный вопрос ныне можно смело закрыть в связи с событиями в Донбассе.
Офицер и солдат армии Колчака. В форме английского образца (полученной от союзников),
но с русскими погонами.
Теперь конкретно о Колчаке. Во-первых, Колчак решительно и безоговорочно пресекал любые попытки союзников вмешиваться в руководство Белой Армией и её действия. История донесла до нас гневную отповедь адмирала: "Армия была создана не союзниками и воюет без них. Я нуждаюсь только в сапогах, тёплой одежде, военных припасах и амуниции. Если в этом нам откажут, то пусть совершенно оставят нас в покое. Мы сами сумеем достать это, возьмём у неприятеля. Это война гражданская, а не обычная. Иностранец не будет в состоянии руководить ею. Для того чтобы после победы обеспечить прочность правительству, командование должно оставаться русским в течение всей борьбы" . Во-вторых (и в частности) Колчак категорически отказался передать "союзникам" "на сохранение" русский золотой запас, к которому тянулись их загребущие лапы. Даже накануне неминуемой катастрофы позиция Верховного была непреклонна: "Лучше пусть это золото достанется большевикам, чем будет увезено из России", - и эта позиция, в конечном счёте, стоила ему жизни . В-третьих, даже на фоне других лидеров Белого Движения Колчак выделялся своей непреклонностью в вопросе о территориальной целостности России. Находясь во главе русских воинских формирований на КВЖД, Колчак завёл переговоры с японцами о помощи оружием и боеприпасами - но категорически отказался обсуждать с ними какие бы то ни было территориальные уступки. Остался в итоге без поставок - японцы сделали ставку на более сговорчивого Семёнова - но патриотическая идея Белой Борьбы осталась незапятнанной. В 1919-м году, когда армия Юденича рвалась на Петроград, Николай Николаевич запрашивал Колчака о возможности поддержки белого наступления со стороны Финляндии, диктатор которой Маннергейм соглашался помочь войсками при условии признания независимости Финляндии и передачи ей русской Карелии. И сам Юденич, и многие в окружении Колчака, и бывший министр иностранных дел царской России Сазонов настоятельно советовали Колчаку принять это предложение, однако, Колчак отказался его даже обсуждать. По двум причинам. Во-первых, как Карелию, так и Финляндию он полагал неотъемлемыми частями России, судьбу которых вправе был решать только русский народ. А во-вторых, Финляндия, едва провозгласив "независимость", тут же попала под колпак к немцам. Колчаку докладывали, что прогерманские настроения сильны в руководстве Финляндии. Пойти на уступки в "финском" вопросе для Колчака означало частично признать Брестский мир .
При чём тут союзники? - спросите вы. А при том, что "союзники" с самого начала Гражданской войны делали ставку на международно-правовое закрепление распада Российской империи, мечтая поживиться не только за счёт разгромленной (не в последнюю очередь - русскими руками) Германии, но и за счёт своих недавних союзников, бессовестно брошенных на растерзание немцам, как только неизбежность поражения последних сделалась очевидной. "Союзники" неоднократно выдвигали идею отделить от России национальные окраины, включить в состав новообразованных государств как можно больше богатых ресурсами областей (именно так в составе Украины оказался русский Донбасс), а после этого, как говаривал Ллойд-Джордж, "всё остальное может катиться ко всем чертям и вариться в собственном соку". Когда в январе 1919 года тот же Ллойд-Джордж затеял "международную конференцию" на Принцевых островах с целью конституировать распад России (в частности, закрепить независимость Польши, Финляндии, Украины и Закавказья), а заодно - признать одновременно и белые, и красное правительства, дабы и собственно русские земли оказались расколоты между собой, Колчак в самой резкой форме выразил протест, заявив, что не ведёт переговоров с "убийцами и мошенниками, для которых ни закон, ни договор не писан" . Радужные планы англичан, американцев, японцев и французов поживиться за счёт России разбились о непреклонность человека, которого сегодня называют то "английским ставленником", то "американским кондотьером".
Ллойд-Джордж
Более того. Приход к власти Колчака в конце 1918 года вызвал серьёзную панику в правительственных и дипломатических кругах Великобритании. Историк Владимир Хандорин с опорой на архивные документы и воспоминания западных политиков того времени убедительно показал , что англичане и французы не только не приводили Колчака к власти (как сегодня утверждают противники мемориальной доски), но напротив - были весьма обеспокоены колчаковским переворотом. На словах - из опасений того, что противобольшевистский лагерь расколется. На деле - из-за откровенной слабости лево-либеральной Омской Директории, манипулировать которой им было не в пример легче, чем энергичным и принципиальным адмиралом. США же и вовсе до самого конца белой эпопеи относились к Колчаку с плохо скрываемой враждебностью.
В общем, у обвинителей Александра Васильевича концы с концами не сходятся. Все их обвинения шиты белыми нитками и писаны вилами по воде. Серьёзный анализ реальных исторических источников, связанных с Колчаком, рисует нам не англо-американскую марионетку на русских деньгах, а убеждённого и бескомпромиссного патриота, умевшего пугнуть забывшихся союзников не только крепким словцом, но и военной силой . "Военного преступника" снова не получается.
________________________________________
Примечания
К Иркутску подступала армия Каппеля, наступление которой местные большевики не рассчитывали отразить. Целью же белых являлось освобождение пленённого адмирала. То, что большевики столь поспешно расстреляли Колчака, доказывает лучшим образом его полководческие дарования: красные боялись, что такой сильный и харизматичный лидер, как Колчак, снова возглавит Белую Армию.
Впрочем, Колчак тоже не питал никакого доверия ни к демократии, ни к разогнанной "учредилке". "Демократия - это равенство тупого идиота с развитым и образованным человеком", - отзывался он. И клялся после своей победы допустить к борьбе за власть только "здоровые государственные силы".
Совершенно оправданный лозунг, поскольку немецкие и австрийские оккупанты занимали значительные территории Российской империи, беспощадно притесняя и грабя местное население.
Добавим, что эти призывники были идейно и материально стимулированы на поддержку большевистской власти - ведь это были рабочие, которых красные провозгласили новым господствующим классом.
Который, к слову, во времена Колчака никто не считал предосудительным - ни "цивилизованная Европа", ни противники Александра Васильевича - большевики.
Цит. по:
Зырянов П.Н. Адмирал Колчак, верховный правитель России. - М.: Молодая Гвардия, 2012.
Да-да, тот самый, в честь которого названа знаменитая "Линия Маннергейма".
.
А если бы Колчаку стало известно о том, что происходило на той части русской Карелии, которую финнам таки удалось оттяпать, полагаю, его неприятие любых компромиссов с новообразованной Финляндией было бы ещё более энергичным.
См. Хандорин В.Г.
"Совершенно секретно", No.1/402 Сергей Балмасов.
В 1919 году в Сучанском районе Приморья местное население, раздражённое поборами и насилием со стороны белых, начало протестовать. Но вместо диалога против них высылали войска, командиры которых, не сильно вникая в причины бунта, предпочитали расстреливать недовольных, а самые "беспокойные" населённые пункты - сжигать.
Однако так случалось далеко не всегда. Как минимум в трёх случаях прибывшие к месту событий карательные отряды, участники которых предвкушали кровавую расправу над "большевиками", оказывались не в состоянии выполнить свою работу.
Они останавливались, поражённые следующим зрелищем: над населёнными пунктами повстанцев развевались красные флаги, соседствовавшие со звёздно-полосатым флагом США, под которым располагались, выставив пулемёты, американские интервенты из экспедиционного корпуса генерала Грейвса.
На робкие попытки белогвардейцев узнать, что тут делают американцы, был получен обескураживающий ответ: "Мы прибыли помочь народу Приморья отстоять его демократические права". Простояв в недоумении несколько часов в ожидании решения своего командования, колчаковские экзекуторы удалились, не выполнив данного им поручения.
И подобные вмешательства американцев повторялись как минимум трижды: в январе, марте-апреле и в ноябре 1919-го. В последнем случае американцы защитили местные восставшие белогвардейские гарнизоны от расправы со стороны японцев.
Эти инциденты вызвали самые серьёзные трения между американским и белогвардейским командованием. Дошло до того, что атаман Семёнов открыто обвинил генерала Грейвса в большевизме, противопоставляя им своих японских заступников.
Действительно, сравнение между потерями в России американцев и японцев выглядело явно не в пользу японцев: янки на Севере и на Дальнем Востоке в боях потеряли лишь 48 человек, тогда как японцы на одной только дальневосточной окраине - более 5000.
Надо понимать, что такое поведение Грейвса было обусловлено не "рыцарскими" мотивами, но стремлением не допустить усиления их японских конкурентов, которые опирались на местных атаманов.
Тем не менее чуждые местному населению американцы оказались крестьянам реально ближе, чем "свои" колчаковцы, которые сначала довели ситуацию до точки кипения, а потом попытались усмирить недовольных силой, творя такие зверства, которые не могли оставить равнодушными бойцов американского экспедиционного корпуса, многие из которых специально были набраны из русскоязычных эмигрантов.
Например, лейтенант Вальтер Реминг доносил своему командованию, что только 9 марта 1919 года в сёлах Бровничи и Гордеевка он зафиксировал факты зверского убийства после изощрённых пыток 23 человек, которые скрывались от мобилизации в армию или являлись родственниками таких лиц. И это было лишь одним эпизодом, когда американцы удерживали белых от зверских расправ.
Не менее красочным в этом отношении является "дело щегловской милиции", начатое после того, как в ночь с 21 на 22 августа 1919-го чехословацкий поручик Каурил помог начальнику гарнизона города Щеглова Томской губернии (сегодня - Кемерово) арестовать почти всю местную колчаковскую милицию во главе с её начальником Озёркиным.
Случай этот был уникальный даже для лихих годов Гражданской войны, ведь, по сути, одни колчаковцы выступили против других колчаковцев, да ещё при непосредственной помощи иностранных интервентов!
Для расследования событий министр колчаковского МВД Виктор Пепеляев отправил в Щеглов чиновника по особым поручениям Шкляева. Вопреки ожиданиям, ознакомившись на месте с делом, он не только не встал на сторону своих коллег, но и поддержал действия "переворотчиков".
Как заявил Шкляев, "арестованы были милиционеры...за неправильные действия их. Арестованным вменяются в вину убийства, истязания, вымогательства, взяточничество и другие преступления..." Начатое им расследование подтвердило эти обвинения. Свою борьбу с "преступностью" щегловские милиционеры начали с массового вымогательства денег у населения.
Шкляев писал, что "5 - 7 мая сего года в деревне Дидеево были арестованы милицией сельский писарь и четыре гражданина за то, что общество по приговору обложило не приписанных к своей деревни сборами. При аресте было произведено отобрание носильной одежды, секретаря так пороли, что кровью забрызгали стены", после чего выпустили задержанных за взятки в размере 1 - 1,3 тысячи рублей".
При этом милиционеры под разными предлогами арестовывали самых зажиточных местных жителей, чтобы выбить из них больше денег. И, как оказалось, "милиция сама инициировала ограбления под видом преступников и красных партизан".
Как следует из документов, "порка распространялась и на арестованных женщин, даже беременных... приводили из деревни Буяпакской 17 бандитов. Среди них - 11 женщин. Привели и всех выпороли (речь идёт об изощрённом и жестоком избиении нагайками и шомполами, после чего наказанные нередко становились инвалидами или как минимум на несколько дней оказывались прикованными к постели).
Три женщины были беременны. Женщин обвинили в том, что их мужья ушли к красным, у всех отобрали имущество и дома, хотя ранее они без всякого принуждения публично отказались от всякого родства со своими мужьями. Обращение с арестованными было жестокое. Милиционер Зиганшин ударил прикладом ружья арестованную только за то, что она начала рожать, в чём он был склонен видеть симуляцию..."
Между тем безнаказанность порождала всё новые преступления, которые становились всё более изощрёнными и вызывающими. Так, милиционеры, арестовывавшие местных жителей без всякого повода, кроме денег нередко требовали интимной близости от понравившихся им женщин для освобождения их родственников, и, согласно данным расследования, "обычно запуганными женщинами оно выполнялось".
Шкляев свидетельствует: "Один арестованный был освобождён за переданную Озёркину взятку, причём Березовский выговорил право ночи с женой красного... Тот просил её отдать денег и согласиться на предложенное ввиду невыносимых истязаний."
Не останавливались стражи порядка и перед прямым насилием. Так, в результате проведённого Шкляевым расследования выяснилось, что в мае 1919 года около пристани на реке Томи при селе Шевелеве Щегловского уезда "по приказанию начальника 1-го участка милиции Кузеванова были доставлены на пароход три крестьянские девицы, одна из которых, Анна Шевелёва, была изнасилована милиционером Ворониным, а две остальные были освобождены лишь потому, что менструировали".
Однако были в списках деяний представителей местной милиции и более серьёзные дела. В частности, там же в тот же день они расстреляли "по подозрению в шпионаже по распоряжению пьяного Кузеванова крестьянина Смирнова, раздели и бросили в реку. Родного его брата избили до полусмерти".
За это их едва не растерзали ставшие свидетелями данного преступления солдаты местного колчаковского гарнизона, по признанию его начальника подпоручика Луговского, открыто угрожавшие стражам порядка "поднять их на штыки". По его же словам, это желание в них укрепилось после того, как "23 июня пьяным милиционером серьёзно ранен крестьянин Александр Дюков..."
Вскоре после этого был "убит и ограблен на глазах толпы милиционером снятый с парохода пьяный пассажир Анисимов под видом большевика", хотя, согласно расследованию Шкляева, было установлено, что это убийство с целью сокрытия ограбления. Кроме того, милиционерами была убита после отказа от интимной близости со стражами порядка цирковая актриса.
Не уступал своим подчинённым и сам Озёркин, совершивший в мае 1919-го убийство щегловского мещанина Новикова. Произошло это при следующих обстоятельствах: милиционер Анохин проник в его дом с целью грабежа. Находившийся там Новиков, защищаясь, обезоружил его. Посрамлённый страж порядка пожаловался Озёркину. Тот, вызвав Новикова, выстрелом убил его через входную дверь.
Интересно, что стоящие над милиционерами власти в лице управляющего Томской губернией Б.М. Михайловского встали на защиту таких "стражей порядка" как "идейных борцов с большевизмом", одновременно пытаясь доказать "некомпетентность" Шкляева.
Так, говоря об убийстве Анисимова, губернатор оправдывал это тем, что погибший являлся "большевистским агитатором, агитировавшим на пароходе за советскую власть и, будучи арестованным, по дороге при попытке к бегству был убит".
В свою очередь, в письме Пепеляеву о совершённом милиционерами убийстве рабочего Коломийца он пытался выставить последнего опасным государственным преступником, "руководившим подготовкой восстания", "убитым при попытке к бегству". Однако эта версия не была подтверждена следствием, и далее Шкляеву удалось установить, что "Озёркиным был запорот до смерти арестованный Коломиец".
Такое поведение вполне объяснимо: защищая подчинённых (при Колчаке губернатор подчинялся министру внутренних дел, которому, в свою очередь, были подотчётны милиционеры на местах), Михайловский пытался выгородить самого себя. Ведь произошедшее непосредственно бросило тень на него самого.
Как установил Шкляев, в своих действиях Озёркин указывал, что он действует с одобрения губернатора Михайловского. Что, впрочем, и так было ясно, учитывая, как тот защищал своих милицейских подчинённых перед Пепеляевым.
Михайловский всячески пытался воспрепятствовать Шкляеву в расследовании, а когда понял, что "конфиденциальные беседы" с ним не дали эффекта, нажаловался на проверяющего своему непосредственному начальнику Пепеляеву.
Он написал ему, что Шкляев "преувеличил" масштабы допущенных его подчинёнными нарушений, которые возникли в ходе "активной борьбы Озёркина и его коллег против бандитизма и красных партизан", в результате чего они нажили себе многочисленных врагов.
Также Михайловский настаивал, что павшие от рук его костоломов люди являлись "заведомыми преступниками". Кроме того, в их число записали и погибших от несчастных случаев. В качестве примера Михайловский приводил смерть вышеупомянутой циркачки, погибшей в результате "установленного с несомненностью самоубийства", тогда как Шкляеву удалось доказать, что это было преднамеренное убийство.
И подобные преступления не были частными случаями, а отражали общую картину развязанного против населения белого террора. Даже когда Михайловского припёрли к стенке доказательствами, он пытался оправдать своих подчинённых, указывая на "...мученическую роль, выпадающую на долю чинов милиции, которые преследуются большевиками в первую очередь с особой жестокостью.
При таких условиях они отвечают на красный террор антибольшевистским террором. Отсюда вытекают эти "ликвидации", "попытки к бегству" и т. п.".
В результате, как доносил Шкляев, "...селяне прятались при виде милиции не хуже, чем от любого бандита. Ужас положения в том, что это озорство милиции перекладывалось на голову правительства" (колчаковского)
Согласно неутешительным выводам Шкляева, именно такое поведение стражей порядка и привело в конечном итоге к тому самому распространению большевизма, о чём жаловался Михайловский.
В октябре 1919-го, за два месяца до захвата Томской губернии большевиками, Пепеляев решил "наказать" губернатора Михайловского... смещением его с занимаемого им поста, предложив занять его Шкляеву.
Однако последний отказался, осознавая, что он не имеет для этого необходимых управленческих навыков, да и особо не рвался косвенно принимать на себя ответственность за деяния предыдущего управляющего. В результате Михайловский занимал свой пост до самого прихода красных.
Следует заметить, что донесения о подобных преступлениях, совершённых милиционерами и вообще представителями власти, имели тогда массовый характер и поступали буквально отовсюду, где стояли колчаковцы, что и вызывало против них массовые восстания.
Например, тот же Шкляев, направленный в декабре 1919-го для ревизии в Иркутскую губернию, в своём докладе министру внутренних дел сообщал, что практически все местные милицейские начальники совершили серьёзные должностные преступления или подозревались в их совершении.
В результате те самые зажиточные сибирские крестьяне, ещё недавно чуждые какой-либо политики, бросали всё и уходили в партизаны. И так происходило почти на всей огромной территории, подконтрольной Колчаку.
Попавший в руки большевиков в Иркутске чиновник по особым поручениям Шкляев остался служить красным в их органах внутренних дел. Губернатору Михайловскому удалось в январе 1920 года уйти из восставшей Томской губернии и в 1923-м поучаствовать в Якутском походе брата его бывшего начальника - генерала А.Н. Пепеляева, во время которого он попал в плен и отделался за свои художества и "подвиги" своих подчинённых десятилетним тюремным заключением.
Его начальнику, министру МВД Виктору Пепеляеву повезло меньше: в феврале 1920-го он, уже будучи главой колчаковского правительства, был расстрелян вместе с адмиралом Колчаком в Иркутске, перед расстрелом, по свидетельствам его участников, он униженно валялся у большевиков в ногах, моля о пощаде.
Показательно, что, когда их с уже бывшим Верховным правителем подвели к проруби на Ангаре, адмирал удивлённо спросил, почему это происходит без суда, но ему тут же напомнили, что при его правлении массовые казни также совершались безо всякого суда. Так что бумеранг вернулся.
"Красный газ" 1925 г. В роли колчаковского офицера - бывший колчаковский офицер Георгий Пожарницкий.
В 1919 году в Сучанском районе Приморья местное население, раздражённое поборами и насилием со стороны белых, начало протестовать. Но вместо диалога против них высылали войска, командиры которых, не сильно вникая в причины бунта, предпочитали расстреливать недовольных, а самые "беспокойные" населённые пункты - сжигать.
Однако так случалось далеко не всегда. Как минимум в трёх случаях прибывшие к месту событий карательные отряды, участники которых предвкушали кровавую расправу над "большевиками", оказывались не в состоянии выполнить свою работу.
Они останавливались, поражённые следующим зрелищем: над населёнными пунктами повстанцев развевались красные флаги, соседствовавшие со звёздно-полосатым флагом США, под которым располагались, выставив пулемёты, американские интервенты из экспедиционного корпуса генерала Грейвса.
На робкие попытки белогвардейцев узнать, что тут делают американцы, был получен обескураживающий ответ: "Мы прибыли помочь народу Приморья отстоять его демократические права". Простояв в недоумении несколько часов в ожидании решения своего командования, колчаковские экзекуторы удалились, не выполнив данного им поручения.
И подобные вмешательства американцев повторялись как минимум трижды: в январе, марте-апреле и в ноябре 1919-го. В последнем случае американцы защитили местные восставшие белогвардейские гарнизоны от расправы со стороны японцев.
Эти инциденты вызвали самые серьёзные трения между американским и белогвардейским командованием. Дошло до того, что атаман Семёнов открыто обвинил генерала Грейвса в большевизме, противопоставляя им своих японских заступников.
Действительно, сравнение между потерями в России американцев и японцев выглядело явно не в пользу японцев: янки на Севере и на Дальнем Востоке в боях потеряли лишь 48 человек, тогда как японцы на одной только дальневосточной окраине - более 5000.
Надо понимать, что такое поведение Грейвса было обусловлено не "рыцарскими" мотивами, но стремлением не допустить усиления их японских конкурентов, которые опирались на местных атаманов.
Тем не менее чуждые местному населению американцы оказались крестьянам реально ближе, чем "свои" колчаковцы, которые сначала довели ситуацию до точки кипения, а потом попытались усмирить недовольных силой, творя такие зверства, которые не могли оставить равнодушными бойцов американского экспедиционного корпуса, многие из которых специально были набраны из русскоязычных эмигрантов.
Например, лейтенант Вальтер Реминг доносил своему командованию, что только 9 марта 1919 года в сёлах Бровничи и Гордеевка он зафиксировал факты зверского убийства после изощрённых пыток 23 человек, которые скрывались от мобилизации в армию или являлись родственниками таких лиц. И это было лишь одним эпизодом, когда американцы удерживали белых от зверских расправ.
Не менее красочным в этом отношении является "дело щегловской милиции", начатое после того, как в ночь с 21 на 22 августа 1919-го чехословацкий поручик Каурил помог начальнику гарнизона города Щеглова Томской губернии (сегодня - Кемерово) арестовать почти всю местную колчаковскую милицию во главе с её начальником Озёркиным.
Случай этот был уникальный даже для лихих годов Гражданской войны, ведь, по сути, одни колчаковцы выступили против других колчаковцев, да ещё при непосредственной помощи иностранных интервентов!
Для расследования событий министр колчаковского МВД Виктор Пепеляев отправил в Щеглов чиновника по особым поручениям Шкляева. Вопреки ожиданиям, ознакомившись на месте с делом, он не только не встал на сторону своих коллег, но и поддержал действия "переворотчиков".
Как заявил Шкляев, "арестованы были милиционеры...за неправильные действия их. Арестованным вменяются в вину убийства, истязания, вымогательства, взяточничество и другие преступления..." Начатое им расследование подтвердило эти обвинения. Свою борьбу с "преступностью" щегловские милиционеры начали с массового вымогательства денег у населения.
Шкляев писал, что "5 - 7 мая сего года в деревне Дидеево были арестованы милицией сельский писарь и четыре гражданина за то, что общество по приговору обложило не приписанных к своей деревни сборами. При аресте было произведено отобрание носильной одежды, секретаря так пороли, что кровью забрызгали стены", после чего выпустили задержанных за взятки в размере 1 - 1,3 тысячи рублей".
При этом милиционеры под разными предлогами арестовывали самых зажиточных местных жителей, чтобы выбить из них больше денег. И, как оказалось, "милиция сама инициировала ограбления под видом преступников и красных партизан".
Как следует из документов, "порка распространялась и на арестованных женщин, даже беременных... приводили из деревни Буяпакской 17 бандитов. Среди них - 11 женщин. Привели и всех выпороли (речь идёт об изощрённом и жестоком избиении нагайками и шомполами, после чего наказанные нередко становились инвалидами или как минимум на несколько дней оказывались прикованными к постели).
Три женщины были беременны. Женщин обвинили в том, что их мужья ушли к красным, у всех отобрали имущество и дома, хотя ранее они без всякого принуждения публично отказались от всякого родства со своими мужьями. Обращение с арестованными было жестокое. Милиционер Зиганшин ударил прикладом ружья арестованную только за то, что она начала рожать, в чём он был склонен видеть симуляцию..."
Между тем безнаказанность порождала всё новые преступления, которые становились всё более изощрёнными и вызывающими. Так, милиционеры, арестовывавшие местных жителей без всякого повода, кроме денег нередко требовали интимной близости от понравившихся им женщин для освобождения их родственников, и, согласно данным расследования, "обычно запуганными женщинами оно выполнялось".
Шкляев свидетельствует: "Один арестованный был освобождён за переданную Озёркину взятку, причём Березовский выговорил право ночи с женой красного... Тот просил её отдать денег и согласиться на предложенное ввиду невыносимых истязаний."
Не останавливались стражи порядка и перед прямым насилием. Так, в результате проведённого Шкляевым расследования выяснилось, что в мае 1919 года около пристани на реке Томи при селе Шевелеве Щегловского уезда "по приказанию начальника 1-го участка милиции Кузеванова были доставлены на пароход три крестьянские девицы, одна из которых, Анна Шевелёва, была изнасилована милиционером Ворониным, а две остальные были освобождены лишь потому, что менструировали".
Однако были в списках деяний представителей местной милиции и более серьёзные дела. В частности, там же в тот же день они расстреляли "по подозрению в шпионаже по распоряжению пьяного Кузеванова крестьянина Смирнова, раздели и бросили в реку. Родного его брата избили до полусмерти".
За это их едва не растерзали ставшие свидетелями данного преступления солдаты местного колчаковского гарнизона, по признанию его начальника подпоручика Луговского, открыто угрожавшие стражам порядка "поднять их на штыки". По его же словам, это желание в них укрепилось после того, как "23 июня пьяным милиционером серьёзно ранен крестьянин Александр Дюков..."
Вскоре после этого был "убит и ограблен на глазах толпы милиционером снятый с парохода пьяный пассажир Анисимов под видом большевика", хотя, согласно расследованию Шкляева, было установлено, что это убийство с целью сокрытия ограбления. Кроме того, милиционерами была убита после отказа от интимной близости со стражами порядка цирковая актриса.
Не уступал своим подчинённым и сам Озёркин, совершивший в мае 1919-го убийство щегловского мещанина Новикова. Произошло это при следующих обстоятельствах: милиционер Анохин проник в его дом с целью грабежа. Находившийся там Новиков, защищаясь, обезоружил его. Посрамлённый страж порядка пожаловался Озёркину. Тот, вызвав Новикова, выстрелом убил его через входную дверь.
Интересно, что стоящие над милиционерами власти в лице управляющего Томской губернией Б.М. Михайловского встали на защиту таких "стражей порядка" как "идейных борцов с большевизмом", одновременно пытаясь доказать "некомпетентность" Шкляева.
Так, говоря об убийстве Анисимова, губернатор оправдывал это тем, что погибший являлся "большевистским агитатором, агитировавшим на пароходе за советскую власть и, будучи арестованным, по дороге при попытке к бегству был убит".
В свою очередь, в письме Пепеляеву о совершённом милиционерами убийстве рабочего Коломийца он пытался выставить последнего опасным государственным преступником, "руководившим подготовкой восстания", "убитым при попытке к бегству". Однако эта версия не была подтверждена следствием, и далее Шкляеву удалось установить, что "Озёркиным был запорот до смерти арестованный Коломиец".
Такое поведение вполне объяснимо: защищая подчинённых (при Колчаке губернатор подчинялся министру внутренних дел, которому, в свою очередь, были подотчётны милиционеры на местах), Михайловский пытался выгородить самого себя. Ведь произошедшее непосредственно бросило тень на него самого.
Как установил Шкляев, в своих действиях Озёркин указывал, что он действует с одобрения губернатора Михайловского. Что, впрочем, и так было ясно, учитывая, как тот защищал своих милицейских подчинённых перед Пепеляевым.
Михайловский всячески пытался воспрепятствовать Шкляеву в расследовании, а когда понял, что "конфиденциальные беседы" с ним не дали эффекта, нажаловался на проверяющего своему непосредственному начальнику Пепеляеву.
Он написал ему, что Шкляев "преувеличил" масштабы допущенных его подчинёнными нарушений, которые возникли в ходе "активной борьбы Озёркина и его коллег против бандитизма и красных партизан", в результате чего они нажили себе многочисленных врагов.
Также Михайловский настаивал, что павшие от рук его костоломов люди являлись "заведомыми преступниками". Кроме того, в их число записали и погибших от несчастных случаев. В качестве примера Михайловский приводил смерть вышеупомянутой циркачки, погибшей в результате "установленного с несомненностью самоубийства", тогда как Шкляеву удалось доказать, что это было преднамеренное убийство.
И подобные преступления не были частными случаями, а отражали общую картину развязанного против населения белого террора. Даже когда Михайловского припёрли к стенке доказательствами, он пытался оправдать своих подчинённых, указывая на "...мученическую роль, выпадающую на долю чинов милиции, которые преследуются большевиками в первую очередь с особой жестокостью.
При таких условиях они отвечают на красный террор антибольшевистским террором. Отсюда вытекают эти "ликвидации", "попытки к бегству" и т. п.".
В результате, как доносил Шкляев, "...селяне прятались при виде милиции не хуже, чем от любого бандита. Ужас положения в том, что это озорство милиции перекладывалось на голову правительства" (колчаковского)
Согласно неутешительным выводам Шкляева, именно такое поведение стражей порядка и привело в конечном итоге к тому самому распространению большевизма, о чём жаловался Михайловский.
В октябре 1919-го, за два месяца до захвата Томской губернии большевиками, Пепеляев решил "наказать" губернатора Михайловского... смещением его с занимаемого им поста, предложив занять его Шкляеву.
Однако последний отказался, осознавая, что он не имеет для этого необходимых управленческих навыков, да и особо не рвался косвенно принимать на себя ответственность за деяния предыдущего управляющего. В результате Михайловский занимал свой пост до самого прихода красных.
Следует заметить, что донесения о подобных преступлениях, совершённых милиционерами и вообще представителями власти, имели тогда массовый характер и поступали буквально отовсюду, где стояли колчаковцы, что и вызывало против них массовые восстания.
Например, тот же Шкляев, направленный в декабре 1919-го для ревизии в Иркутскую губернию, в своём докладе министру внутренних дел сообщал, что практически все местные милицейские начальники совершили серьёзные должностные преступления или подозревались в их совершении.
В результате те самые зажиточные сибирские крестьяне, ещё недавно чуждые какой-либо политики, бросали всё и уходили в партизаны. И так происходило почти на всей огромной территории, подконтрольной Колчаку.
Попавший в руки большевиков в Иркутске чиновник по особым поручениям Шкляев остался служить красным в их органах внутренних дел. Губернатору Михайловскому удалось в январе 1920 года уйти из восставшей Томской губернии и в 1923-м поучаствовать в Якутском походе брата его бывшего начальника - генерала А.Н. Пепеляева, во время которого он попал в плен и отделался за свои художества и "подвиги" своих подчинённых десятилетним тюремным заключением.
Его начальнику, министру МВД Виктору Пепеляеву повезло меньше: в феврале 1920-го он, уже будучи главой колчаковского правительства, был расстрелян вместе с адмиралом Колчаком в Иркутске, перед расстрелом, по свидетельствам его участников, он униженно валялся у большевиков в ногах, моля о пощаде.
Показательно, что, когда их с уже бывшим Верховным правителем подвели к проруби на Ангаре, адмирал удивлённо спросил, почему это происходит без суда, но ему тут же напомнили, что при его правлении массовые казни также совершались безо всякого суда. Так что бумеранг вернулся.
"Красный газ" 1925 г. В роли колчаковского офицера - бывший колчаковский офицер Георгий Пожарницкий.
Колчака сейчас представляют положительной альтернативой Советской власти. Повсеместные же, неугасающие крестьянские восстания на территории, занятой войсками Антанты и Верховного правителя, дают повод для оправданного сомнения.
Большой материал об этом - в книге «Сибирь при Колчаке: Воспоминания, материалы, документы. » Евгения Колосова : эсера, историка революционного движения в России.
Вашему вниманию небольшой отрывок из очерка первого: «Крестьянское движение при Колчаке».
«Самым ярким фактом в жизни Сибири за период существования власти адмир. Колчака были, несомненно, крестьянские восстания. Они начинаются одновременно с переворотом 18 ноября, даже еще раньше, с первым появлением «колчаковщины» на общественной арене (убийство Новоселова в средине сентября 1918 г.), носят первоначально характер местных конфликтов, возникавших на самой разнообразной почве, затем сравнительно быстро принимают яркий антиколчаковский характер, каковой и носят до самого падения власти верховного правителя. За все время пребывания адмир. Колчака у власти крестьянские восстания не прекращались, то затихая, - там, где у администрации находились силы для их подавления, и пока эти силы действовали, - то вспыхивая при малейших благоприятных условиях, то вдруг, как лесной пожар, охватывая огромные территории, десятки волостей, даже целые уезды, а под конец и губернии. Это была длительная, упорная и организованная борьба, не прекращавшаяся ни на одну минуту, если брать общесибирский масштаб, и окончившаяся победой крестьян, столь, казалось, невозможной. Почти все крупные вожди крестьянских отрядов (Мамонтов, Новоселов, Рогов, Кравченко, Щетинкин, Лубков, Яковенко, бр. Бабкины и др.) пережили Колчака. Победителями на поле битвы остались они, а не Колчак.
<...>
«Что же касается движения на юге Бийского уезда, начавшегося с конца лета 1919 г. и имевшего базой Горный Алтай, в частности с. Черный Ануй, то с ним я имел некоторые личные связи, и о нем я ниже буду говорить подробнее, пока же отмечу лишь следующее.
На карте, которой я тут руковожусь, показано, что к середине ноября в этом районе действовали четыре большие крестьянские армии: Милославского в 4000 чел., Плетнева в 3000 чел., Чаузова в 1000 чел. и Рогова в 500-1000 чел. Они занимали район по обе стороны р. Бии, на север от Бийска и к западу от Барнаула, выходя на железную дорогу между Бийском и ст. Овчинниково. Движение началось тут в степи и перекинулось потом в горы, на Алтай. Вооружение крестьян было очень примитивное: огнестрельного оружия, а тем более артиллерии, почти совсем не было, в большом ходу были пики, называвшиеся здесь - «тычки»; с ними крестьяне сплошной массой ходили прямо на пулеметы и, усеивая кругом все своими телами, брали их; тех, кто пулеметы защищал, уничтожали, прокалывая своими пиками - «тычками». Иногда же они заманивали конные отряды, особенно, если это были чехи, поляки и вообще иностранцы, плохо знавшие местность, в глубь страны, заводили их в болота и там, окружив плотным кольцом, выжидали, когда их противник расстреляет все патроны. После этого попавших в засаду брали в рукопашном бою и всех до одного — убивали. Это была настоящая сибирская «жакерия» со всеми свойственными ей чертами: хитростью, как главным оружием, жестокостью, как главным средством для расправы с противником.»
Чтобы идти голыми руками на пулемёты, нужно иметь большую ненависть. Большой счёт...
Почему сибиряки восстали против Колчака?
История Сибири 20 века немыслима без истории партизанского движения в период колчаковщины. Много противоречивого сказано о красных партизанах. При доминировании Коммунистической партии народные восстания против Колчака объявляли большевистскими. Потом, после реабилитации адмирала (ему теперь памятники по Сибири стоят), бандитскими. Сейчас, малость охолонув от сиюминутных политических интерпретаций прошлого, вроде приходим к общему знаменателю. Но единого мнения о партизанском движении всё ещё нет.
Ниже субъективные заметки журналиста об исторической правде, как она ему видится после прочтения многочисленных источников и свидетельств.
Гражданская война в Кузбассе, да и во всей Сибири, началась с мятежа чехословацкого корпуса. Мятеж вспыхнул на всей территории Сибири, от Урала до Иркутска.
Несколько слов о корпусе. Он был сформирован из пленных. Принимал участие в военных действиях против Австро-Венгрии и Германии. После падения монархии в России формально числился в составе французской армии. По договорённости с новым российским правительством (сначала с буржуазным, а потом с советским) корпус подлежал выводу с территории России по Транссибу до Владивостока, а дальше военными транспортами морем – в Европу. Личному составу сохранили стрелковое оружие.
Первый эшелон благополучно добрался до Владика в начале 1918 года. Остальные растянулись по всему Транссибу. Пятьдесят тысяч вооружённых людей. Это в период, когда старая армия практически прекратила своё существование, а Красная армия только-только начала формироваться.
Вывод корпуса совпал с началом военной интервенции против Советской России со стороны, в том числе, Антанты. Центральное правительство отдало распоряжение о разоружении корпуса. Но исполнить такой приказ было практически невозможно. Восставший корпус свалил ещё слабую советскую власть.
В Кузбассе мятеж начался в Мариинске. Там стоял крупный чехословацкий отряд. К концу июля 1918 года весь Кузбасс оказался в руках мятежников.
Чехословаки привели к власти буржуазную интеллигенцию, проведшую выборы и создавшую коалиционное (без большевиков, однако) правительство в Омске, но ненадолго. Интеллектуалы и доктринёры призвали (как потом оказалось – на свою же голову) во власть адмирала Колчака, сначала военного министра, а потом, после разгона говорливой, но нерешительной эсеро-меньшевистской власти, провозгласившей на некоторое время Сибирскую республику, самозваного единоличного диктатора и "верховного правителя России".
Колчак был креатурой Антанты, точнее – Британии: его военные части экипировались из английских арсеналов, солдатские шинели и офицерские френчи были английские. И повадки по отношению к местному населению вполне колониалистские. Тогдашний военный министр Великобритании Черчилль после переворота в Омске откровенно заявил в парламенте: "Британское правительство призвало Колчака к бытию при нашей помощи, когда необходимость потребовала этого".
Общее количество интервентов на территории Сибири, помимо чехословаков, составило свыше 200 тысяч штыков. Это были: 10-тысячный американский корпус под командованием генерала Гревса; три японские дивизии общей численностью 120 тысяч человек (по официальным данным), расположившиеся за Байкалом; польская дивизия под командованием полковника Румши численностью 11 200 солдат и офицеров; два английских батальона, один из которых под командованием подполковника Уорда служил на охране Колчака; канадская бригада; французские части (1100 человек), в том числе авиационные; легион румын (4500 человек); несколько тысяч итальянцев под началом полковника Комосси; полк хорватов, словенцев и сербов; батальон латышей (1300 человек).
Сибирское крестьянство, составлявшее подавляющую часть населения, в основном безразлично отнеслось к свержению большевистских ревкомов. Но налоговые поборы при Колчаке выросли вчетверо с лишним по сравнению с царскими. Возникло недовольство и, как следствие, стычки с вооруженными отрядами, собиравшими те налоги. Параллельно Колчак начал мобилизацию в Белую армию. А воевать против своих в колчаковских налогово-карательных отрядах никто не хотел.
Реально союзниками Колчака стали только местные казаки – им в награду были увеличены земельные наделы на 100 десятин каждому.
Колчаковские опричники охотно зверствовали. Упомянутый выше американский генерал Гревс, ежедневно наблюдавший деяния казачьих атаманов в Восточной Сибири, вспоминал: "Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, избивали и грабили народ". И делал очень важное дополнение: "В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами".
Правительство Колчака приняло чрезвычайный "закон о бунте". Все, кто был замечен в связи с "красными" (таковыми записали всех немонархистов, от идейных большевиков, анархистов, эсеров и меньшевиков, до просто сочувствующих и безразличных), подвергались репрессиям. Судили военно-полевыми судами в составе "троек" (вот откуда оно пошло, не из НКВД). Тюрьмы были переполнены. Создавались концентрационные лагеря (практика взята у британских колонизаторов, впервые освоивших это ноу-хау во время англо-бурской войны), в них к 1920 году одновременно содержалось более миллиона человек.
В сравнении с данными ВЧК Колчак репрессировал народу в 24 раза больше, чем "злые" чекисты в Советской России в течение всего периода Гражданской войны.
Замечу, что лагеря имелись в Кузбассе и в ближних к нему населённых пунктах: Омске, Томске, Новониколаевске, Барнауле, Бийске, Ачинске. Самый многочисленный был в Омске (33 тысячи человек), довольно крупный в Томске (11 тысяч заключённых). В Кузбассе было две тюрьмы для "политических": в Мариинске сидело чуть более тысячи человек, в Кузнецке – 292 человека.
Первый кузбасский и один из первых в Сибири партизанский отряд создал крестьянин села Святославка Мариинского уезда Пётр Лубков. Осенью 1918 года отряд нанес удар по эшелону чехов, охранявших станцию Мариинск, и затем отошел к станции Антибес. В декабре 1918 года в село Малопесчанка был послан карательный отряд для разгрома лубковцев. В бою были убиты командир карателей поручик Колесов и двое солдат. Позже, в бою около Святославки партизанами был уничтожен отряд прапорщика Соколовского.
В июне 1919 года в пределах Причернского края (так тогда называли обширную подтаёжную территорию на границе, прилегающую к Горной Шории и Салаирскому кряжу) возникает отряд Ивана Новосёлова. Немного позднее приходят партизаны под командованием Григория Рогова, которые до этого действовали в пределах Барнаульского и Бийского уездов. Соединившись, отряды начали действовать в местности по течению реки Чумыш. Отряд Рогова вырос в боях до пяти тысяч человек и к осени 1919 года освободил от колчаковцев значительную территорию.
Параллельно этим отрядам активно перемалывали колчаковцев другие народные армии. В целом партизанские соединения в конце 1919 - начале 1920 годов насчитывали в Сибири до 140 тысяч бойцов.
Вооружение было аховое. Пики. Охотничьи ружья, вплоть до капсюльных и даже кремнёвых. Использовали музейные крепостные орудия. И даже делали деревянные пушки. Одна из таких хранится в барнаульском краеведческом музее.
Партизанская война в Кузбассе продолжалось до прихода героической Пятой Красной армии, награждённой за освобождение Сибири от колчаковщины орденом Красного знамени.