Личное дело
Михаил Михайлович Щербатов (1733 - 1790) был младшим сыном генерал-майора князя Михаила Юрьевича Щербатова. Получил домашнее образование, обучаясь «французскому и итальянскому языкам и разным наукам». В раннем детстве был записан рядовым в Семеновский полк, в 1756 году произведен в прапорщики. Вышел в отставку в чине лейтенанта сразу после подписания в 1762 году Петром III манифеста «О вольности дворянства».
В 1767 году был избран депутатом Уложенной комиссии от ярославского дворянства. В своих выступлениях, отстаивая крепостное право и права аристократии, доказывал, что надо не разорять крестьян, а поощрять их хозяйственную деятельность. Щербатов также выступал за пересмотр петровской «Табели о рангах», против равенства в правах родовитого и чиновного дворянства, против расширения экономической деятельности купечества и размывания сословных границ, был решительным противником ограничения власти помещиков над крестьянами. После того, как комиссия была распущена под предлогом начавшейся войны с Турцией, Михаил Щербатов поступил на службу в Комиссию по коммерции.
В 1771 как знатока старинных фамилий Екатерина II назначила его герольдмейстером. По рекомендации Миллера Екатерина поручила также Щербатову написать историю России и доверила работу по разбору архивов Петра I. В 1773 году Михаил Щербатов стал камергером, в 1778 году - президентом Камер-коллегии с чином тайного советника, а в 1779 году - сенатором.
Всю жизнь Михаил Щербатов оставался последовательным оппонентом абсолютной монархии со стороны аристократии, выступая за конституционное правление. Он написал множество статей, «записок», «замечаний», проектов, посвященных дворянскому самоуправления, законодательству, организации армии и другим вопросам, создал первые шесть разделов энциклопедического труда «Статистика в рассуждении России», в котором была намечена программа комплексного описания географического положения, экономики, народонаселения, государственного устройства, культуры и внешней политики Российской Империи.
В отставку Михаил Щербатов вышел в 1788 году в чине действительного тайного советника.
Чем знаменит
Основной труд Михаила Щербатова - «История Российская от древнейших времен» печатался с 1770 года в течение почти двадцати лет. Всего было издано семь томов в пятнадцати книгах, охвативших период до 1610 года.
Этот труд Щербатова не стал популярным. Для него характерны тяжелый архаичный язык, многочисленные пространные отступления, морализаторство. Щербатов стремился доказать, что историческая личность действует под влиянием распространенных нравов и обычаев, и особо подчеркивал благодетельную роль древней аристократии. По мнению Сергея Соловьева, недостатки трудов Щербатова были результатом того, что «он стал изучать русскую историю, когда начал писать ее», а писать ее он очень торопился. Помимо «Истории Российской» Щербатов оставил также сочинения «Краткая повесть о бывших в России самозванцах», «О древних чинах бывших в России и о должности каждого из них», «Опыт о древних российских монетах», «Краткое историческое повествование о начале родов князей российских, происходящих от великого князя Рюрика», цикл статей, посвященных Петру I.
Как политический мыслитель Щербатов отвергал абсолютизм, поскольку тот ведет к деспотизму, правовому хаосу и упадку нравственности. Поэтому власть монарха, по мнению Щербатова должна ограничиваться законодательством. Обеспечивать стабильность государства должно родовитое дворянство, обладающее просвещенным разумом и «потомственной добродетелью». Признавая большую экономическую эффективность свободного труда, Щербатов, однако, выступил против отмены крепостного права в России, считая, что вред от этого перевесит пользу. Освобожденные крестьяне, по его мнению, переселятся на плодородные земли, и многие области России опустеют.
О чем надо знать
Главная заслуга Михаила Щербатова состоит в том, что он опубликовал немало ценных исторических документов. Среди них «Царственная книга» («Лицевой летописный свод Ивана Грозного»), «Летопись о многих мятежах» (охватывает период с 1584 по 1655, важный источник по истории русской смуты и царствования первых Романовых), «Журнал Петра Великого» и другие.
Прямая речь
«Сказал я, что сластолюбие и роскошь могли такое действие в сердцах произвести; но были еще и другие причины, происходящие от самых учреждений, которые твердость и добронравие искоренили. Разрушенное местничество (вредное впрочем службе и государству) и незамененное никаким правом знатным родам, истребило мысли благородной гордости во дворянех; ибо стали не роды почтенны, а чины и заслуги и выслуги; и тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удастся прямые заслуги учинить, то, за недостатком заслуг, стали стараться выслуживаться, всякими образами льстя и угождая государю и вельможам; а при Петре Великом введенная регулярная служба, в которую вместе с холопами их писали на одной степени их господ в солдаты и сии первые, по выслугам, пристойным их роду людям, доходя до офицерских чинов, учинялися начальниками господ своих и бивали их палками. Роды дворянские стали разделены по службе так, что иной однородцев своих и век не увидит. То когда ли остаться добродетель и твердость в тех, которые с юности своей от палки своих начальников дрожали? которые инако как подслугами почтения не могли приобрести, и быв каждый без всякой опоры от своих однородцев, без соединения и защиты, оставался един, могущий предан быть в руки сильного? <…> Итак, хотя Россия, чрез труды и попечения сего государя, приобрела значимость в Европе и вес в делах; войска ее стали порядочным образом учреждены, и флоты Белое и Балтийское море покрыли, коими силами победила давних своих неприятелей и прежних победителей, поляков и шведов, приобрела знатные области и морские пристанища. Науки и художества, и ремесла в ней стали процветать, торговля начала ее обогащать, и преобразовались россияне из бородатых в гладкие, из долгополых—в короткополые, стали сообщительнее и позорища благонравные известны им учинились. Но тогда же искренняя привязанность к вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение, твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим побуждено и корыстолюбие, к разрушению законов и ко вреду граждан, начало проникать в судебные места», - Михаил Щербатов «О повреждении нравов в России».
«Когда услышано будет где о падеже, тогда накрепко подтвердить конюхам и скотникам, чтоб от того весьма стереглись и сообщение скотные не токмо гонянием к тем местам, но также из духом чего привознаго оттудова, отнють не допускали иметь сообщение. На проточные бы реки не гоняли, ибо часто тут случается киданная в воду скотина, которая может тогда, как здоровая пьет, попастся и заразить здоровую. Я за лутчее почитаю летом всякую скотину отгонять в леса и делать засеки, где бы она и жила. И поить ис ключей и с прудов и колодязей, И естли то зимою, то здвора ни на водопой и ни куда не спускать, А поить возя к оной ис прудов воду, притом же, должно в нозрях и в других пристойных местах тогда дехтем вымазать, дабы оная тем духу заразительнаго слышать не могла», - из инструкции М. Щербатова приказчикам его ярославский имений (1756).
5 фактов о Михаиле Щербатове
- У Михаила Щербатова были двое сыновей и четыре дочери.
- Михаил Щербатов в конце 1780-х годов написал сочинение «О повреждении нравов в России», где описывал деградацию морали при императорском дворе в течение XVIII века. Сочинение не было опубликовано при жизни автора.
- Свои представления об идеальном государственном устройстве Михаил Щербатов изложил в утопической повести «Путешествие в землю Офирскую г. С., швецкого дворянина».
- В 1858 году Герцен издал в Лондоне сочинение Щербатова «О повреждении нравов в России» вместе с книгой Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» как критику царской России "справа" и "слева".
- Личная библиотека Михаила Щербатова насчитывала пятнадцать тысяч томов.
Материалы о Михаиле Щербатове
«О повреждении нравов в России» (
Историки России
Татищев Василий Никитич
(19(29).04.1686 - 15(26).07.1750+)
Основоположник исторической науки в России, географ, государственный деятель. Окончил в Москве Инженерную и Артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне (1700-1721), выполнял различные военно-дипломатические поручения царя Петра I. В 1720-1722 и 1734-1939 годах управляющий казенными заводами на Урале, начальник Оренбургской экспедиции, основатель Екатеринбурга, Оренбурга , Орска. В 1741 - 1745 годах - астраханский губернатор.
Татищев подготовил первую русскую публикацию исторических источников, введя в научный оборот тексты "Русской правды" и Судебника 1550 года с подробным комментарием, положил начало развитию в России этнографии, источниковедения. Создал обобщающий труд по отечественной истории, написанный на основе многочисленных русских и иностранных источников -"Историю Российскую с самых древнейших времен" (кн.1-5, М., 1768-1848), составил первый русский энциклопедический словарь.
Впервые в русской историографии Татищев сделал попытку выявить закономерности в развитии общества, обосновать причины возникновения государственной власти. Отказавшись от провиденциалистской точки зрения в объяснении исторических событий ("божий промысел"), Татищев выступил как рационалист, связывающий исторический процесс с развитием "умопросвещения". Из всех форм государственного правления для России Татищев явное предпочтение отдавал самодержавию. Татищев впервые в отечественной историографии дал общую периодизацию истории России: господство единовластия (862-1132), нарушение единовластия (1132-1462), восстановление единовластия (с 1462).
Труды Татищева содержат много исторических известий, основанных на некоторых несохранившихся источниках.
Миллер Герард Фридрих (Федор Иванович)
(18 (29) сентября 1705, Герфорд, Вестфалия - 11 (22) октября 1783, Москва)
Российский историк, профессор Императорской Петербургской Академии наук. Родился в пасторско - ученой семье. Его отец был ректором гимназии, мать - из семьи профессора теологии Бодинуса. По окончании гимназии в 1722 Миллер
поступил в университет Ринтельна, а в 1724-25 обучался у известного философа и историка И. Б. Менке в Лейпцигском университете, где получил степень бакалавра. Однако уже вскоре он принял предложение о работе в только что основанной Петербургской Академии наук и в ноябре 1725 прибыл в Россию.
Первоначально преподавал в академической гимназии, был помощником академического библиотекаря И. Д. Шумахера и участвовал в организации архива и библиотеки Академии наук. В 1728, когда Академии было поручено издание «Санкт-Петербургских ведомостей», Миллер основал приложение к ним - «Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях», явившиеся первым русским литературным и научно-популярным журналом. В 1730 Миллер был избран профессором Академии и направлен в заграничную командировку, целью которой было поднятие престижа Петербургской Академии наук. По возвращении в 1732 Миллер основал первый русский исторический журнал - Sammlung Russischer Geschichte, где впервые (на немецком языке) были опубликованы отрывки из Начальной русской летописи. Журнал на многие годы стал важнейшим источником знаний по истории России для просвещенной Европы. Тогда же Миллер составил и опубликовал план изучения и издания важнейших исторических источников по русской истории.
Экспедиция в Сибирь. В 1733 в составе академического отряда Великой Камчатской экспедиции Миллер отправился в Сибирь, где в течение десяти лет изучал документы местных архивов, собирал географические, этнографические и лингвистические данные по истории Сибири. Собрал коллекцию подлинников и копий сотен уникальных исторических документов 16-17 вв., до сих пор являющаяся ценнейшим источником по истории России. Написал несколько первых самостоятельных научных работ, составил словари языков местных народов, в совершенстве освоил русский язык.
Петербургский период жизни.
По возвращении в 1743 в Петербург Миллер приступил к обработке собранных материалов и написанию главного труда своей жизни - многотомной «Истории Сибири». Параллельно он занимался картографией и по заданию Коммерц - коллегии написал статью «Известие о торгах сибирских». В 1744 он выступил с проектом создания при Академии наук Исторического департамента и разработал программу изучения русской истории. В 1747 решил навсегда остаться в России, принял российское подданство и получил должность историографа. Однако отношение к нему академического начальства, в частности Шумахера
, носило враждебный характер. В травле Миллера активное участие принимал Ломоносов М.
, обвинявший историка в нелояльном отношении к России. Особой остроты взаимоотношения ученых достигли в 1749, когда состоялась дискуссия по диссертации Миллера «О происхождении имени и народа Российского», в которой историк развил принятую в тогдашней науке«норманскую теорию»
.
В основе конфликта, помимо личной неприязни, лежала разница в представлениях Миллера и Ломоносова о задачах историка и исторической науки.
В 1754 Миллер назначается конференц - секретарем Академии наук, а в 1755 ему было поручено редактирование академического журнала «Ежемесячные сочинения», в котором на протяжении последующих десяти лет были опубликованы труды виднейших представителей русской культуры и науки. Журналу суждено было сыграть важную роль в становлении отечественной журналистики. Сам Миллер опубликовал в «Ежемесячных сочинениях» целый ряд собственных работ, в т. ч. первые в русской историографии труды по истории русского города, русского летописания, географических открытий, Смутного времени
, русско-китайских отношений и др. Здесь же были опубликованы написанные им первая статья по русской археологии и ряд примечаний на сочинения иностранных авторов о России.
Московский период. Необходимость исполнять многочисленные административные обязанности, отнимавшие много времени, а также тяжелая обстановка в Академии вынудили Миллера в 1764 просить Екатерину II о назначении главным надзирателем Московского воспитательного дома. Вскоре он был переведен на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел, где и работал до конца жизни, став со временем его управляющим. Миллер внес существенный вклад в развитие отечественного архивоведения: им были разработаны принципы систематизации и описания архивных документов, он явился воспитателем первого поколения русских профессиональных архивистов (Бантыш-Каменского Н.Н. , В. Ф. Малиновского), фактически основал библиотеку архива (на сегодняшний день одно из ценнейших книжных собраний Москвы), под его руководством архив стал важным научным и культурным центром. Не прекращал он и собственных научных занятий. В эти годы им была написана книга «Известие о дворянах российских», составлено историческое описание городов Московской губернии. Активно занимался Миллер и издательской деятельностью. Под его редакцией вышли труды В. Н. Татищева , А. И. Манкиева, С. П. Крашенинникова, первый русский географический словарь Ф. А. Полунина, ряд изданий исторических источников. Миллер содействовал издательской деятельности Н. И. Новикова, помогал М. М. Щербатову в поисках источников для его «Истории Российской».
Сочинения:
История Сибири. Т.1. М.-Л. 1937; Т.2. М.-Л. 1941; 2-е изд. Т.1. М. 1999.
Сочинения по истории России. М., 1996.
Болтин Иван Никитич
(01 (12).01.1735 - 06.(17) 10.1792 +)
Русский историк. , государственный деятель. Родился в дворянской семье. Начальное образование получил дома. 16 лет Болтин был зачислен рядовым в конногвардейский полк; в 1768 г. вышел в отставку с чином генерал-майора и вскоре был определен директором таможни в Василькове; через 10 лет, по протекции Потемкина , был переведен в Петербург, в главную таможенную канцелярию, а по ее закрытии, в 1780 г., назначен в военную коллегию, сначала прокурором, а потом (в 1788 г.) - членом коллегии; Болтин много ездил по России и путем непосредственного наблюдения хорошо ознакомился с различными сторонами народного быта. Вместе с тем, "через многие лета в отечественной истории упражняясь", он собрал обширный запас сведений о русской старине по летописям, грамотам и изданным к тому времени сочинениям Результаты своих исследований Болтин пробовал сначала изложить в форме историко-географического словаря, который, при выполнении плана, разбился на два самостоятельных: собственно историко-географический словарь и толковый славяно-русский. И тот и другой остались, однако, не законченными. Тем не менее работа по составлению словаря послужила для Болтина дальнейшей подготовкой к роли русского историка. Научные интересы Болтина сформировались на основе знакомства с исторической литературой, в том числе с трудами В.Н. Татищева и французских просветителей. Участвовал в публикации исторических памятников - подготовил издание «пространной редакции “Русской правды”» на основе нескольких списков (1792) и др. В «Примечаниях на историю древней и нынешней России г. Леклерка» (т. 1-2, 1788-94) изобличал французского автора в невежественном и недобросовестном освещении русской истории. Вёл полемику с М. М. Щербатовым: «Ответ генерал-майора Болтина на письмо Щербатова, сочинителя Российской истории» (1789), "Критические примечания на Историю князя Щербатова" (2 тома, 1793 - 1794).
Сочинения Болтина имели, как видно из заглавий, критические задачи; но автор в самых широких размерах использовал в них накопленный им запас знаний и наблюдений, так что в них с достаточной полнотой отразились положительные исторические его взгляды. У Болтина очень цельное мировоззрение. По теоретическим взглядам он близко стоит к представителям тогдашнего механического направления исторической мысли, примыкавшего в своем источнике к Бодену. И для Болтина закономерность исторических явлений есть центральная идея, которой руководится историческое исследование. Историк должен, по его мнению, излагать "обстоятельства, нужные для исторической связи и объяснения последственных бытий"; подробности допустимы только при условии, если они служат к выяснению последовательности явлений; в противном случае это будут "пустые разговоры". Основным типом "последовательности бытий" Болтин считает причинную связь, как она проявляется в факте воздействия физических условий на человека. "Главное влияние в человеческие нравы, в качества сердца и души, имеет климат"; непосредственно "различные состояния климата производят перемены в теле человека,... а понеже тело и душа очень тесно сопряжены,... те же действия производят и на тело". Рядом с климатом как главным фактором Болтин признает значение других второстепенных, каковы, например, "обхождение с чужими народами, чужестранные ества и пряные коренья, образ жизни, обычаи, переменная одежда, воспитание" и прочее. Эти факторы содействуют влиянию главного или препятствуют ему, а иногда, при постоянстве последнего, и сами могут определить "нравы" людей; например, "они суть причиною, что нынешние наши нравы с нравами наших отцов никакова сходства не имеют". Таким образом, климату и "побочным обстоятельствам" как действующим причинам противостоят в качестве объекта воздействия "нравы". Нравы или национальный характер являются для Болтина фундаментом, на котором строится государственный порядок: наблюдаемые в истории перемены "в законах" происходят "по мере измены в нравах". А отсюда следует и практический вывод: "Удобнее законы сообразить нравам, нежели нравы законам; последнее без насилия сделать не можно". Эти теоретические взгляды Болтин применяет к объяснению русского исторического процесса. Россия "ни в чем не похожа" на другие европейские государства, потому что слишком различны ее "физические местоположения" и совсем иначе сложился ход ее истории. Русскую историю Болтин начинает с "пришествия Рюрика ", который "подал случай к смешению" руссов и славян. Потому пришестви Рюрика Болтину и представляется "эпохой зачатия русского народа", что эти племена, различавшиеся раньше своими свойствами, образовали через смешение новый народ, который затем "нравы и свойства получил сообразные климату, правлению и воспитанию, под коими жил". Уже при первых князьях русские имели "правление, на коренных законах и непременных правилах утвержденное", с которым мы знакомимся отчасти по договорам с греками. Выступил с критикой норманской теории , и сделал ценные наблюдения по истории феодальных отношений: выделял в особый период время удельного дробления, в русской феодальной иерархии увидел аналогию с европейским вассалитетом, впервые поставил вопрос о происхождении крепостного права в России. Болтин рассматривал русский исторический процесс как процесс, управляемый законами, общими для всех народов. В основе своей древние законы тожественны с "Русской правдой" , в которую были внесены лишь несущественные изменения "по различию времен и происшествий". Но "великая перемена" произошла "в законах и обыкновениях" с раздроблением Руси на уделы, когда "нужды и обстоятельства каждого стали быть особенными". Под давлением последних издавались в уделах местные законы, которые своими различиями производили "еще вящшую отмену в нравах". Различие в нравах, созданное удельным раздроблением, сохраняло свое значение и при начавшемся потом процессе политического объединения Руси, явившись препятствием к установлению единого государственного порядка при Иване III и Василии III : "Нельзя было согласить законов, не соглася прежде нравов, мнений и польз". Только в царствование Ивана Грозного наступило время для этого, и с изданием "Судебника" восстановлен был в силе общий закон, действовавший раньше, т. е. "Русская Правда", простым видоизменением которой Болтин считает "Судебник" 1550 г. В последующее время "нравы" подвергались воздействию со стороны законодательства, например с изданием "Уложения" , и со стороны просвещения. Болтин, в общем, не одобряет первый способ воздействия; зато он больших результатов ждет от второго, в особенности от просветительных мероприятий Екатерины. В своих "Примечаниях" Болтин высказывает ряд интересных соображений и по социальной истории России, например, по истории крестьянства и дворянства, по вопросу о холопстве; но эта сторона осталась вне его основной исторической схемы. Целостностью и продуманностью взглядов на русскую историю Болтин далеко превосходит и современных ему, и многих следовавших за ним историков. По многочисленным ссылкам в "Примечаниях" видно, что Болтин был хорошо знаком с представителями западного просвещения (например, с Вольтером, Монтескье, Мерсье, Руссо, Бейлем и другими), но при этом не утратил чувства живой связи настоящего с родной стариной и, не вдаваясь в крайности, умел ценить значение национальной индивидуальности. По его убеждению, Русь выработала свои нравы, и их надо беречь, - иначе мы рискуем стать "непохожими на себя"; но она была бедна просвещением, - и Болтин не против того, чтобы русские заимствовали "знания и искусства" у западных соседей. При таком настроении Болтин был больно задет Леклерком, который в своей "Histoire physique, morale, civil et politique de la Russie ancienne et moderne", высказал много отрицательных, иногда пренебрежительных суждений о русской жизни; отсюда и решение Болтина обнаружить заблуждения французского историка, вольные и невольные. Но он не удержался на точке зрения объективного критического разбора сочинения: под влиянием патриотического чувства он старается местами ослабить впечатление от темных сторон древнерусской жизни, отмечая соответствующие недостатки и в истории западных нравов, иногда даже скрашивая действительно в ущерб беспристрастию [например, в согласии с автором Антидота (Екатериной), утверждая, что в России крестьянам живется лучше, чем во всяком другом государстве]. Эта черта сообщает историческому мировоззрению Болтина субъективно-моральный оттенок. Подобный строй мыслей и чувств сближал Болтина с Екатериной II , взгляды которой со времени французской революции приняли националистическое направление. Этим объясняется, что "Примечания" на историю Леклерка и задуманы были не без участия императрицы, действовавшей через Потемкина , и изданы были на ее средства.
Несмотря на ошибочность многих положений Болтин, его общие построения и периодизация русской истории имели положительное значение для русской исторической науки. В области источниковедения Болтин. четко сформулировал задачи отбора, сопоставления и критического анализа источников. В «Примечаниях» на труды Леклерка и Щербатова впервые дал полный обзор исторической географии Начальной русской летописи.
Щербатов Михаил Михайлович
1733 - 1790
Родился в княжеской семье в 1733 г. Первоначальное образование получил дома. С 1750 г. служил в лейб-гвардии Семеновском полку, но сейчас же после манифеста 18 февраля 1762 г. вышел в отставку. Рано поняв недочеты своего образования, он старался пополнить их самостоятельным чтением.
На гражданской службе, куда он скоро поступил, Щербатов имел полную возможность хорошо ознакомиться с тогдашним положением России. В 1767 г. он, в качестве депутата от ярославского дворянства , участвовал в комиссии для составления нового уложения ,где, в духе данного ему избирателями наказа, очень рьяно отстаивал интересы дворянства и всеми силами боролся с либерально-настроенным меньшинством.
Несколько раньше Щербатов стал заниматься русской историей, под влиянием Миллера , о чем он сам говорит в предисловии к I тому "Истории российской". В 1767 г. Щербатов, вероятно, был представлен Екатерине II , и она открыла ему доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, где были собраны списки летописей , присланные по указу Петра I из разных монастырей. На основании 12 списков, взятых оттуда, и 7 собственных Щербатов, не имея никакой предварительной подготовки, взялся за составление истории. Несмотря на то что в 1768 г. он был назначен в комиссию о коммерции и что ему было поручено императрицей разобрать бумаги Петра I, его работа шла очень быстро: к 1769 г. он дописал 2 первые тома, до 1237 г. Тогда же начинается усиленная издательская деятельность Щербатова. Он печатает: в 1769 г., по списку патриаршей библиотеки, "Царственную книгу"; в 1770 г., по повелению Екатерины II - "Историю свейской войны", собственноручно исправленную Петром Великим; в 1771 г. - "Летопись о многих мятежах", в 1772 г. - "Царственный летописец". Собственная его история несколько замедлилась вследствие необходимости к летописным источникам присоединить и архивные, до него никем, кроме Миллера, не тронутые. В 1770 г. он получил разрешение пользоваться документами московского архива иностранной коллегии, где хранились духовные и договорные грамоты князей с половины XIII века и памятники дипломатических сношений с последней четверти XV века. Энергично принявшись за разработку этих данных, Щербатов в 1772 г. окончил III, а в 1774 г. - и IV том своей работы.
Не ограничиваясь одними историческими трудами, он в 1776 - 1777 гг. составляет замечательную работу по статистике, понимая ее в широком смысле школы Ахенвалля, то есть в смысле государствоведения. Его "Статистика в рассуждении России" обнимала 12 рубрик: 1) пространство, 2) границы, 3) плодородие (экономическое описание), 4) многонародие (статистику населения), 5) веру, 6) правление, 7) силу, 8) доходы, 9) торговлю, 10) мануфактуру, 11) народный характер и 12) расположение к России соседей. В 1778 г. он сделался президентом камер-коллегии и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором .
До самой своей смерти Щербатов продолжал интересоваться политическими, философскими и экономическими вопросами, излагая свои взгляды в ряде статей. История его тоже подвигалась очень быстро. Щербатову еще при жизни приходилось защищать свой труд от общих нападок, особенно против Болтина . В 1789 г. он напечатал "Письмо к одному приятелю, в оправдание на некоторые скрытые и явные охуления, учиненные его истории от господина генерал-майора Болтина", что вызвало ответ Болтина и отповедь в свою очередь Щербатова, напечатанную уже после его смерти 1792 г. Болтин указывал на ряд ошибок Щербатова: 1) в чтении летописи , вроде превращения "стяга" в "стог", "идти по нем" в "идти на помощь" и так далее и 2) на полное незнакомство Щербатова с исторической этнографией и географией. Действительно, история Щербатова очень страдает в этом отношении. Щербатов не сумел ориентироваться в древней этнографии, а ограничился пересказом известий по французским источникам, да и то "столь смутно и беспорядочно, по его собственному заявлению, что из сего никакого следствия истории сочинить невозможно". Но дело в том, что этот вопрос был наиболее темным, и только Шлецеру удалось внести туда некоторый свет. Во всяком случае, Щербатов зачастую является более сведущим и осторожным, чем Болтин.
В обработке летописи Щербатов, несмотря на всю массу промахов, в которых его упрекали, сделал шаг вперед сравнительно с Татищевым в двух отношениях. Во-первых, Щербатов ввел в ученое пользование новые и очень важные списки, как синодальный список Новгородской летописи (XIII и XIV века), Воскресенский свод и другие. Во-вторых, он первый правильно обращался с летописями, не сливая показания разных списков в сводный текст и различая свой текст от текста источников, на которые он делал точные ссылки, хотя, как замечает Бестужев-Рюмин, его способ цитировать по номеру отнимает возможность проверки. Как и остальные наши историки XVIII века, Щербатов еще не различает вполне источника от его ученой обработки, и потому предпочитает, например, Синопсис - летописи. Не по силам еще Щербатову и выбор данных; послушно следуя за источниками, он загромождает свой труд мелочами.
Много добра русской истории Щербатов принес обработкой и изданием актов. Благодаря его истории, наука овладела первостепенной важности источниками, как: духовными, договорными грамотами князей, памятниками дипломатических сношений и статейными списками посольств; произошла, так сказать, эмансипация истории от летописей и указана была возможность изучения более позднего периода истории, где показания летописи оскудевают или совсем прекращаются. Наконец, Миллер и Щербатов издали, а частью приготовили к изданию много архивного материала, особенно времен Петра Великого. Полученный из летописей и актов материал Щербатов связывает прагматически, но его прагматизм особого рода - рационалистический или рационалистически - индивидуалистический: творцом истории является личность. Ход событий объясняется воздействием героя на волю массы или отдельного лица, причем герой руководствуется своекорыстными побуждениями своей натуры, одинаковыми для всех людей в разные эпохи, а масса подчиняется ему по глупости или по суеверию и т. п. Так, например, Щербатов не пытается отбросить летописный рассказ о сватовстве византийского императора (уже женатого) на 70-летней Ольге, но дает ему свое объяснение: император хотел жениться на Ольге с целью заключить союз с Россией. Покорение Руси монголами он объясняет чрезмерной набожностью русских, убившей прежний воинственный дух. Согласно со своим рационализмом Щербатов не признает в истории возможности чудесного и относится холодно к религии. По взгляду на характер начала русской истории и на общий ход ее Щербатов стоит ближе всего к Шлецеру.
Цель составления своей истории он видит в лучшем знакомстве современной ему Россией, то есть смотрит на историю с практической точки зрения, хотя в другом месте, основываясь на Юме, доходит до современного взгляда на историю, как науку, стремящуюся открыть законы, управляющие жизнью человечества. У современников история Щербатова не пользовалась успехом: ее считали неинтересной и неверной, а самого Щербатова - лишенным исторического дарования; но это, как видно из сказанного, неверно, и Карамзин нашел для себя у Щербатова довольно обильную пищу. Щербатов, как публицист, интересен, главным образом, как убежденный защитник дворянства. Его политические и социальные взгляды недалеко ушли от той эпохи. Из его многочисленных статей - "Разговор о бессмертии души", "Рассмотрение о жизни человеческой", "О выгодах недостатка" и др., особый интерес представляет его утопия - "Путешествие в землю Офирскую господина С. извецкого дворянина" (не кончено). Идеальное Офирское государство управляется государем, власть которого ограничена высшим дворянством. Остальные классы, даже рядовое дворянство, доступа к высшей власти не имеют. Необходимости для каждого гражданина принимать участие в правлении, необходимости обеспечения личной свободы Щербатов не знает. Первым сословием является дворянство , вступление в которое запрещено. Оно одно обладает правом владеть населенными землями; рекомендуется даже (в статье по поводу голода в 1787 году) всю землю отдать дворянам. Но и дворян Щербатов стесняет целой массой мелочных правил. Признавая значение образования, Щербатов требует умножения числа школ, но не дает образованным людям прав дворянина. Областное управление, на которое особенно нападал Щербатов, он строит, однако, в прежнем духе, стесняя его еще больше увеличением канцелярщины и формализма. Военную службу он рекомендует организовать по типу военных поселений, что позднее было сделано в России и потерпело полное фиаско . Рассудочность века наложила сильную печать на Щербатова. Особенно характерны взгляды его на религию: религия, как и образование, должна быть строго утилитарной, служить охранению порядка, тишины и спокойствия, почему священнослужителями являются чины полиции.
Другими словами, Щербатов не признает христианской религии любви, хотя это не мешает ему в статье "О повреждении нравов в России" нападать на рационалистическую философию и на Екатерину II, как на представительницу ее в России. До чего сам Щербатов проникся, однако, рационализмом, видно из его мнения, что можно в очень короткий срок пересоздать государство и что можно установить на целые тысячелетия незыблемый порядок, в котором нужны будут только некоторые поправки.
Похожая информация.
Щербатов (князь Михаил Михайлович) - историк. Родился в очень зажиточной семье в 1733 г. Первоначальное образование получил дома. С 1750 г. служил в лейб-гвардии Семеновском полку, но сейчас же после манифеста 18 февраля 1762 г. вышел в отставку.
Рано поняв недочеты своего образования, он старался пополнить их самостоятельным чтением. На гражданской службе, куда он скоро поступил, Щербатов имел полную возможность хорошо ознакомиться с тогдашним положением России. В 1767 г. он, в качестве депутата от ярославского дворянства, участвовал в комиссии для составления нового уложения, где, в духе данного ему избирателями наказа, очень рьяно отстаивал интересы дворянства и всеми силами боролся с либерально-настроенным меньшинством. Несколько раньше Щербатов стал заниматься русской историей, под влиянием Миллера, о чем он сам говорит в предисловии к I тому "Истории российской". В 1767 г. Щербатов, вероятно, был представлен Екатерине II , и она открыла ему доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, где были собраны списки летописей, присланные по указу Петра I из разных монастырей. На основании 12 списков, взятых оттуда, и 7 собственных Щербатов, не имея никакой предварительной подготовки, взялся за составление истории. Несмотря на то что в 1768 г. он был назначен в комиссию о коммерции и что ему было поручено императрицей разобрать бумаги Петра I, его работа шла очень быстро: к 1769 г. он дописал 2 первые тома, до 1237 г. Тогда же начинается усиленная издательская деятельность Щербатова. Он печатает: в 1769 г., по списку патриаршей библиотеки, "Царственную книгу"; в 1770 г., по повелению Екатерины II - "Историю свейской войны", собственноручно исправленную Петром Великим; в 1771 г. - "Летопись о многих мятежах", в 1772 г. - "Царственный летописец". Собственная его история несколько замедлилась вследствие необходимости к летописным источникам присоединить и архивные, до него никем, кроме Миллера, не тронутые. В 1770 г. он получил разрешение пользоваться документами московского архива иностранной коллегии, где хранились духовные и договорные грамоты князей с половины XIII века и памятники дипломатических сношений с последней четверти XV века. Энергично принявшись за разработку этих данных, Щербатов в 1772 г. окончил III, а в 1774 г. - и IV том своей работы. Не ограничиваясь одними историческими трудами, он в 1776 - 1777 гг. составляет замечательную работу по статистике, понимая ее в широком смысле школы Ахенвалля, то есть в смысле государствоведения. Его "Статистика в рассуждении России" обнимала 12 рубрик: 1) пространство, 2) границы, 3) плодородие (экономическое описание), 4) многонародие (статистику населения), 5) веру, 6) правление, 7) силу, 8) доходы, 9) торговлю, 10) мануфактуру, 11) народный характер и 12) расположение к России соседей. В 1778 г. он сделался президентом камер-коллегии и был назначен присутствовать в экспедиции винокуренных заводов; в 1779 г. был назначен сенатором. До самой своей смерти Щербатов продолжал интересоваться политическими, философскими и экономическими вопросами, излагая свои взгляды в ряде статей. История его тоже подвигалась очень быстро. Последние тома, XIV и XV (до свержения Василия Шуйского) были изданы год спустя после его смерти (Щербатов умер в 1790 г.). В настоящее время сочинения князя Щербатова большею частью уже изданы и личность его, как историка и публициста, может быть вполне выяснена. Щербатов, как историк. Щербатову еще при жизни приходилось защищать свой труд от общих нападок, особенно против Болтина. В 1789 г. он напечатал "Письмо к одному приятелю, в оправдание на некоторые скрытые и явные охуления, учиненные его истории от господина генерал-майора Болтина", что вызвало ответ Болтина и отповедь в свою очередь Щербатова, напечатанную уже после его смерти 1792 г. Болтин указывал на ряд ошибок Щербатова: 1) в чтении летописи, вроде превращения "стяга" в "стог", "идти по нем" в "идти на помощь" и так далее и 2) на полное незнакомство Щербатова с исторической этнографией и географией. Действительно, история Щербатова очень страдает в этом отношении. Щербатов не сумел ориентироваться в древней этнографии, а ограничился пересказом известий по французским источникам, да и то "столь смутно и беспорядочно, по его собственному заявлению, что из сего никакого следствия истории сочинить невозможно". Но дело в том, что эт
от вопрос был наиболее темным, и только Шлецеру удалось внести туда некоторый свет. Во всяком случае, Щербатов зачастую является более сведущим и осторожным, чем Болтин. В обработке летописи Щербатов, несмотря на всю массу промахов, в которых его упрекали, сделал шаг вперед сравнительно с Татищевым в двух отношениях. Во-первых, Щербатов ввел в ученое пользование новые и очень важные списки, как синодальный список Новгородской летописи (XIII и XIV века), Воскресенский свод и другие. Во-вторых, он первый правильно обращался с летописями, не сливая показания разных списков в сводный текст и различая свой текст от текста источников, на которые он делал точные ссылки, хотя, как замечает Бестужев-Рюмин, его способ цитировать по номеру отнимает возможность проверки. Как и остальные наши историки XVIII века, Щербатов еще не различает вполне источника от его ученой обработки, и потому предпочитает, например, Синопсис - летописи. Не по силам еще Щербатову и выбор данных; послушно следуя за источниками, он загромождает свой труд мелочами. Много добра русской истории Щербатов принес обработкой и изданием актов. Благодаря его истории и "Вивлиофике" Новикова, наука овладела первостепенной важности источниками, как: духовными, договорными грамотами князей, памятниками дипломатических сношений и статейными списками посольств; произошла, так сказать, эмансипация истории от летописей и указана была возможность изучения более позднего периода истории, где показания летописи оскудевают или совсем прекращаются. Наконец, Миллер и Щербатов издали, а частью приготовили к изданию много архивного материала, особенно времен Петра Великого. Полученный из летописей и актов материал Щербатов связывает прагматически, но его прагматизм особого рода - рационалистический или рационалистически-индивидуалистический: творцом истории является личность. Ход событий объясняется воздействием героя на волю массы или отдельного лица, причем герой руководствуется своекорыстными побуждениями своей натуры, одинаковыми для всех людей в разные эпохи, а масса подчиняется ему по глупости или по суеверию и т. п. Так, например, Щербатов не пытается отбросить летописный рассказ о сватовстве византийского императора (уже женатого) на 70-летней Ольге, но дает ему свое объяснение: император хотел жениться на Ольге с целью заключить союз с Россией. Покорение Руси монголами он объясняет чрезмерной набожностью русских, убившей прежний воинственный дух. Согласно со своим рационализмом Щербатов не признает в истории возможности чудесного и относится холодно к религии. По взгляду на характер начала русской истории и на общий ход ее Щербатов стоит ближе всего к Шлецеру. Цель составления своей истории он видит в лучшем знакомстве современной ему Россией, то есть смотрит на историю с практической точки зрения, хотя в другом месте, основываясь на Юме, доходит до современного взгляда на историю, как науку, стремящуюся открыть законы, управляющие жизнью человечества. У современников история Щербатова не пользовалась успехом: ее считали неинтересной и неверной, а самого Щербатова - лишенным исторического дарования (императрица Екатерина II); но это, как видно из сказанного, неверно, и Карамзин нашел для себя у Щербатова довольно обильную пищу. Щербатов, как публицист, интересен, главным образом, как убежденный защитник дворянства. Его политические и социальные взгляды недалеко ушли от той эпохи. Из его многочисленных статей - "Разговор о бессмертии души", "Рассмотрение о жизни человеческой", "О выгодах недостатка" и др., особый интерес представляет его утопия - "Путешествие в землю Офирскую господина С. извецкого дворянина" (не кончено). Идеальное Офирское государство управляется государем, власть которого ограничена высшим дворянством. Остальные классы, даже рядовое дворянство, доступа к высшей власти не имеют. Необходимости для каждого гражданина принимать участие в правлении, необходимости обеспечения личной свободы Щербатов не знает. Первым сословием является дворянство, вступление в которое запрещено. Оно одно обладает правом владеть населенными землями; рекомендуется даже (в ста
тье по поводу голода в 1787 году) всю землю отдать дворянам. Но и дворян Щербатов стесняет целой массой мелочных правил. Признавая значение образования, Щербатов требует умножения числа школ, но не дает образованным людям прав дворянина. Областное управление, на которое особенно нападал Щербатов, он строит, однако, в прежнем духе, стесняя его еще больше увеличением канцелярщины и формализма. Военную службу он рекомендует организовать по типу военных поселений, что позднее было сделано в России и потерпело полное фиаско. Рассудочность века наложила сильную печать на Щербатова. Особенно характерны взгляды его на религию офирцев: религия, как и образование, должна быть строго утилитарной, служить охранению порядка, тишины и спокойствия, почему священнослужителями являются чины полиции. Другими словами, Щербатов не признает христианской религии любви, хотя это не мешает ему в статье "О повреждении нравов в России" нападать на рационалистическую философию и на Екатерину II, как на представительницу ее в России. До чего сам Щербатов проникся, однако, рационализмом, видно из его мнения, что можно в очень короткий срок пересоздать государство и что установить на целые тысячелетия незыблемый порядок, в котором нужны будут только некоторые поправки. Литература. Издание сочинений князя М.М. Щербатова еще не кончено (вышли тома I, II, 1 часть III тома). См. Иконников "Ответ генерал-майора Болтина на письмо князя Щербатова" (СПб., 1789) и "Критические примечания на Историю Щербатова" (СПб., 1793 - 94); С.М. Соловьев "Архив" (том II, пол. 2); "Современное состояние русской истории, как науки" ("Московское Обозрение", 1859, 1); Иконников "Опыт русской историографии"; Бестужев-Рюмин "Русская история" (т. I, СПб., 1872); Милюков "Главные течения русской исторической мысли" (М., 1898); Мякотин "Дворянский публицист Екатерининской эпохи" ("Русское богатство", 1898; перепечатано в сборнике статей "Из истории русского общества"); Н.Д. Чечулин "Русский социальный роман XVIII века". Г. Лучинский.
(1733-1790)
Видный государственный деятель, историк, публицист и философ, принадлежал к числу наиболее заметных представителей зарождавшегося русского консерватизма 2-й половины XVIII века.
Наиболее известными его трудами были: многотомная «История Российская от древнейших времен», «О повреждении нравов в России», «Путешествие в землю Офирскую», «О Турецкой войне», «Краткая повесть о бывших в России самозванцах» и др. М.М. Щербатов получил хорошее домашнее образование, знал историю, философию, литературу, медицину; собрал к концу жизни библиотеку, насчитывавшую 15 000 томов. Как и все образованные люди того времени, он знал французский язык, но помимо этого, также овладел немецким, итальянским и другими языками. С 1767 года до конца жизни Щербатов находился на государственной службе. Был депутатом Уложенной комиссии от Ярославского дворянства (1767), членом Частной комиссии о среднем роде людей, камер-юнкером; членом Комиссии о коммерции (1770), камергером (1773); президентом Камер-коллегии, сенатором (1779).
В работах его взгляды на государственное устройство: "Разные рассуждения о правлении" и "Размышления о законодательстве вообще".
Он выделяет четыре формы правления: монархическую , деспотическую (или самовластную), аристократическую и демократическую . Считая монархический способ правления наиболее приемлемым, Щербатов замечает, что идеальный монарх - тот, который "почитая себя отцом народа, не старается, отвергая законы, ввести самовластие, не разделяет свои интересы с интересами государства, знает великое искусство избирать себе в советники таковых людей, которые сопрягают усердие к их государю с любовию к отечеству и законам". Однако большинство правителей, будучи подверженными различным "страстям", не могут отвечать данной характеристике.
Аристократическое же правление не приемлемо для России. Неумение или нежелание людей подавлять в себе чрезмерное честолюбие и себялюбие, а также жажда власти "порождает происки, партии, ненависти и другие злы, иже суть не отделены от сих страстей".
Демократическое правление "снедает свои недры, разделяяся на разныя партии, которыя разные смутныя поджигают, яко корабль на волнующемся море - хотя часто искусством кормщика от потопления избегает, но чаще еще и погибает иногда и у самой пристани".
Отвергая самовластный способ правления, Щербатов писал, что это "есть мучительство, в котором нет иных законов и иных правил, окромя безумных своенравий деспота (самовладетеля)".
Сравнивая законы при различных формах правления, Щербатов подчеркивает преимущество монархии, которая, "имея свои основательные законы и сохраняя все установленные,… хранит жизнь, честь, имение и спокойствие своих граждан".
Идеи о государственном устройстве получили развитие в созданной Щербатовым утопии "Путешествие в землю Офирскую г-на С… шведского дворянина ". Офирское государство является монархическим. В его основе лежат "непременные законы", опирающиеся на нравственные устои. Гражданин этого государства "чтит, во-первых, добродетель, а потом - закон, а после - царя и вельмож". Все люди государства делятся на "естественных" и "гражданских". Помимо естественных свобод, человек обладает определенными обязанностями по отношению к обществу. Народ в Офире должен чтить и выполнять законы; отношения внутри общества строятся на принципах уважения друг к другу и, прежде всего, к монарху. При этом нужно помнить и о собственном достоинстве: "Почитай и люби своего государя, но чтобы почтение и любовь твоя к нему состояли не в тщетном раболепстве и не в надежде получить от него награждение, но в благе, которое ты от него всему обществу ожидаешь". Общество разделено на несколько иерархических сословий, а жизнь каждого гражданина регламентирована. На вершине этой пирамиды находится царь, который среди остальных дворян является только "первым среди равных". Далее - средние помещики и купечество. Самый низший класс составляли крестьяне. Хотя они и не свободны, законодательство утопического государства предписывает обращаться с ними по-человечески: "Не будь жесток к рабам твоим; служащих тебе не оставь без довольнаго пропитания и одежды; живущих на твоих землях не отяготи излишними податьми и работою, и не оскорби их жестокими наказаниями…".
Михаил Щербатов. Иван Болтин
Среди наук, активно развивавшихся во второй половине XVIII века, история занимала одно из ведущих мест. Желание разобраться в прошлом своего отечества, соотнести его с историческим бытием других народов стало интеллектуальной потребностью просвещённых граждан. Занятиям в библиотеках и архивах, собирательству рукописных и старопечатных книг, документов, археологических редкостей предавались не только академические учёные, но и просто «любители истории и древностей российских».
М.М. Щербатов имел право отнести себя к историкам-профессионалам хотя бы потому, что в 1768 году он сменил своего учителя Г.Ф. Миллера на официальной должности «российского историографа». Именно Миллер увлёк Щербатова идеей последовательного изложения отечественной истории и рекомендовал его Екатерине II в качестве своего преемника. Императрица к тому времени уже имела случай убедиться в обширных познаниях и ораторских способностях Щербатова: в 1767 году он был избран депутатом от ярославского дворянства в Комиссию по составлению нового Уложения и на заседаниях Комиссии пламенно отстаивал права потомственных дворян, выступая против петровской Табели о рангах.
Михаил Михайлович Щербатов происходил из древнего княжеского рода. Записанный ещё в детстве в гвардейский Семёновский полк, он к тридцати годам приобрёл чин капитана и стойкое желание переменить военную службу на гражданскую. Член Комиссии коммерции, Медального комитета, герольдмейстер, президент Камер-коллегии, сенатор - по обыкновению той поры Щербатов успешно совмещал учёные труды с активной государственной деятельностью.
С середины 1760-х годов началось его целенаправленное изучение летописных списков,
как писал Щербатов в предисловии к первому тому, - в немалой трудности я находился, которому из сих приписать дела, повествуемые в летописцах».
С критикой щербатовской «Истории» выступил советник Военной коллегии генерал-майор И.Н. Болтин. Один из самых образованных людей своего времени, обладавший блестящим аналитическим умом, Болтин и не думал стать историографом. Поводом к полемике послужили подготовленные в 1786 году по инициативе Г.А. Потёмкина «Примечания» Болтина на «Историю древней и нынешней России», сочинённую французским врачом Н.Г. Леклерком. Усмотрев в «Примечаниях» критику в свой адрес, Щербатов в 1789 году опубликовал «Письмо к одному приятелю в
оправдание на некоторые сокрытые и явные охуления, учинённые его Истории от господина генерал-майора Болтина». На «Письмо» Щербатова Болтин, в свою очередь, написал «Ответ» с уверением, что, критикуя Леклерка, он не помышлял нападать на «Историю российскую». В то же время, воспользовавшись представившейся возможностью, он в конце «Ответа» поместил-таки возражения на труд своего оппонента. Следующей атакой в этом сражении стало «Примечание на ответ господина Болтина на письмо князя Щербатова...», напечатанное уже после смерти автора.
Кроме «Ответа», Болтин приготовил два объёмистых тома «Критических примечаний на историю князя Щербатова», где не только указывал фактические неточности и ошибки историографа, но и беспощадно разрушал его суждения о причинно-следственных связях явлений и событий российской истории. В «Лекциях по русской историографии»
В.О. Ключевский с восхищением приводит один из таких доводов Болтина: «Оспоривая мнение кн. Щербатова, будто древние новгородцы вследствие своих торговых успехов и богатства привыкли к сластолюбию, Болтин утверждает, что торговля к сластолюбию не приучает, причём ссылается на пример торговых и воздержанных голландцев и тут же прибавляет: "Противное сему в самих себе обретаем, ни торговли, ни богатства не имея, в роскоши и сластолюбии всех богатейших народов превзошли"».
Когда «Примечания» вышли в свет, ни автора «Истории», ни его оппонента уже не было в живых. Издал это сочинение известный коллекционер А.И. Мусин-Пушкин, унаследовавший архив Болтина. Научный спор, длившийся несколько лет и болезненно переживавшийся его участниками, вошёл в анналы историографии и лишь укрепил интерес к «Истории российской» и её создателю.
Щербатов Михаил Михайлович (1733-1790)
История российская от древних времян.
Сочинена князь Михаилом Щербатовым. [В 7 томах.] Санкт-Петербург: При Императорской Академии наук, 1770-1791. Т.1. От начала до кончины великого князя Ярослава Владимеровича. 1770. , XVI, 325, c., 3 л. таблиц. Т.2. От начала царствования Изяслава Ярославича до покорения России татарами. 1771. , 575, с., 11 л. таблиц. Т.3. От покорения России татарами до великаго князя Димитрия Иоанновича Донскаго. 1774. , 1-499, 560-562, 503-514, c., 12 л. таблиц. Т.4. От начала царствования великаго князя Димитрия Иоанновича, проименованнаго Донской, до царствования царя Иоанна Васильевича. Ч.1. От начала царствования великаго князя Димитрия Иоанновича, проименованнаго Донской, до царствования великаго князя Иоанна Васильевича. 1781. , 598, 54 с., 16 л. таблиц. Т.4. То же. Ч.2. От начала царствования великаго князя Иоанна Васильевича, до царствования внука его царя Иоанна Васильевича, проименованнаго Грозный. 1783. , 542, 50 с. Т.4. То же. Ч.3. Содержащая в себе выписку из древних грамот, которыя приведены во свидетельство повествований четвёртаго тома сея Истории. 1784. , 355 с. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича, до кончины царя Феодора Иоанновича, и до избрания в цари Василья Иоанновича Шуйскаго. Ч.1. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до покорения Царства Астраханскаго. 1786. , 1-88, 99-555, с., 1 л. таблица. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до кончины царя Фёдора Иоанновича. Ч.2. От покорения Астрахани до начала завоевания Царства Сибирскаго. 1789. , 444 с. Т.5. От начала царствования царя Иоанна Васильевича до его кончины. Ч.3. От покорения Сибири до кончины царя Иоанна Васильевича. 1789. , 224, 100, с., 1 л. таблица. Т.5. То же. Ч.4. Содержащая в себе выписки из древних грамот, которыя приведены во свидетельство повествований, содержащихся по второй и третией части пятаго сего тома. К оным приложено уведомление о критике г. генерал-майора Болтина на разныя места сея Истории. 1789. , XII, 263 с. Т.6. От начала царствования царя Феодора Иоанновича до его кончины. Ч.1. От возшествия на престол царя Феодора Иоанновича до убиения царевича Димитрия. 1790. , 328, с. Т.6. То же. Ч.2. От убиения царевича Димитрия до кончины царя Феодора Иоанновича. 1790. , 30, 296, с., 1 л. таблица. Т.7. От кончины царя Феодора Иоанновича до избрания царя Михаила Феодоровича, дому Романовых. Ч.1. Царствование царя Бориса Феодоровича, и его сына. 1790. , 365 с., 2 л. таблиц. Т.7. То же. Ч.2. Царствование Лжедимитрия и царя Василья Иоанновича Шуйского. 1791. , 1-160, 115-122, 169-441, с. Т.7. То же. Ч.3. Содержащая в себе грамоты, служащия к доказательству заключающихся во второй части седмаго тома повествований. 1791. , 178 с. Комплект в цельнокожаных переплётах конца XVIII века. 24,5х19 см. На переднем форзаце первого тома экслибрисы: 1) С.Д. Шереметева по рис. В.А. Боброва (гравюра, конец XIX в.); 2) С.Д. Шереметева по рисунку Е.М. Бем (хромолитография, 1902); 3) А.А. и С.А. Венгеровых. Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918) - граф, действительный тайный советник, член Государственного Совета, московский губернский предводитель дворянства, председатель Археографической комиссии и Общества Древней письменности, товарищ председателя Русского генеалогического общества. Владел колоссальной библиотекой, объединявшей родовые книжные собрания Шереметевых и Вяземских. Книги хранились частично в Петербурге, частично в подмосковных усадьбах - Михайловском и Остафьеве. Большая их часть была национализирована после октября 1917 года. В 1928 году, после закрытия музея в Остафьеве, остатки шереметевской библиотеки конфисковали и распределили между различными советскими организациями - Библиотекой им. В.И. Ленина, Книжной палатой, Отделом музеев Наркомпроса, Московским университетом. Значительное количество книг поступило в продажу.